О проекте    Видеоархив воспоминаний    Оглавление   Детям войны посвящается  

ОГЛАВЛЕНИЕ

Баскаев Урузмаг Биболаевич

Бекоева Роза Ясоновна

Газданов Булат Гаппоевич

Гуржибекова Ирина Георгиевна

Дзасохов Музафер Созрикоевич

Дудиев Владимир Дзамболатович

Келехсаев Магрез Ильич

Киргуев Анзор Хадзиретович

Кодзати Ахсар Магометович

Сабанти Борис Михайлович

Тавказахов Сулейман Магометович

Таказов Харум Алиханович

Томаева Мишурхан Мисирбиевна

Хамицаев Царай Хакясович

Чибиров Людвиг Алексеевич

О ПРОЕКТЕ

«МОЕ ДЕТСТВО – ВОЙНА»
Великая Отечественная в воспоминаниях самых юных и беззащитных ее свидетелей

Года пройдут, но эти дни и ночи
Придут не раз во сне тебе и мне.
И, пусть мы были маленькими очень,
Мы тоже победили в той войне.
Р. Рождественский

Министерство культуры и Национальная научная библиотека РСО-Алания присоединяются к  общероссийской акции «Мое детство – война».) Проект реализуется при поддержке Общественной палаты РФ.

Цель проекта – сохранение исторической памяти о событиях Великой Отечественной войны в воспоминаниях очевидцев – людей, чьи детство и юность пришлись на военные и первые послевоенные годы.

В Северной Осетии Акция явилась продолжением проекта «Маленькие герои большой войны. Осетия. 1941-1945»

Дорогие друзья, приглашаем вас к участию в Акции – сохранению памяти о маленьких героях Великой Победы. Для этого необходимо представить мини-интервью с детьми войны или рассказать об их судьбах, используя архивные фотографии и письма.

Будем рады вашим предложениям, замечаниям, сотрудничеству!


Автор проекта и составитель - Ирина Бибоева

Компьютерный дизайн - Карина Татраева, Зарина Кокоева 

Наши контакты: biboevaig@mail.ru  Тел.:  25-89-31


Искренние слова благодарности всем тем, без активного участия которых, была бы не возможна реализация проекта: сотрудникам ННБ РСО-А: Заре Дзапаровой, Залине Татровой, Заурбеку Токову.

Волонтерам: Петру Хозиты, Заурбеку Цогоеву, Фатиме Дзасоховой, Джине Дудиевой, Мадине Тезиевой.

ВИДЕОАРХИВ
ВОСПОМИНАНИЙ

Детям, пережившим ту войну,
Поклониться нужно до земли!
В поле, в оккупации, в плену
Продержались, выжили, смогли!
Дочери страны! Её сыны!
Чистые пред Родиной и Богом!
На земле осталось вас немного.
Девочки и мальчики войны!
Мира вам, здоровья, долголетья,
Доброты, душевного тепла!
И пускай нигде на целом свете
Детство вновь не отберёт война!
Валентина Салий

Урузмаг Баскаев

Роза Бекоева

Ирина Гуржибекова

Булат Газданов

Музафер Дзасохов

Владимир Дудиев

Магрез Келехсаев

Анзор Киргуев

Борис Сабанти

Харум Таказов

Мишурхан Томаева

Царай Хамицаев

Людвиг Чибиров

ДЕТЯМ ВОЙНЫ
ПОСВЯЩАЕТСЯ...

Дети войны–
И веет холодом,
Дети войны–
И пахнет голодом…
Дети войны–
И дыбом волосы–
На челках детских–
Седые полосы!
Земля омыта
Слезами детскими,
Детьми советскими
И не советскими!
Какая разница,
Где был под немцами:
В Дахау, Лидице
Или в Освенциме?
Их кровь алеет
На плацах маками,
Трава поникла–
Где дети плакали!
Дети войны–
И боль отчаянна!
И, сколько надо им
Минут молчания!
Людмила Голодяевская


С. Дур-Дур. Северная Осетия. Памятник 12 девятиклассникам, не вернувшимся с войны


Ульяновск


Санкт-Петербург


Пять скульптур: совсем маленькие дети держат за руки старших братьев и сестер. Рядом ребята в военной форме. Они спешат на улицу, праздновать День Победы. Создатели памятника пытались показать раз возраст не имел значения тогда, в годы войны, он не должен иметь значения и сегодня. Дети такие же герои того страшного времени и заслуживают не меньшего уважения и вечной памяти...


Ростов-на-Дону


Село Знаменка. Красноярский край


Труженикам тыла. Белгород


Труженикам тыла. Белгород


г. Бийск


Екатеринбург. Детям войны-труженикам тыла


Архангельск


Оренбург


Керчь


Памятник установлен в яблоневом саду, который в 1953 г. посадили ученики одной из городских школ в память о детях блокадного Ленинграда. Памятник открыт 8 сентября 2010 г. Санкт-Петербург


Липецк. Установлен памятник в 1996 г. Авторы: Ю.Д. Гришко, С.А. Сошников. Дети стоят на коленках и держат венок. На плите надпись: «Детям, погибшим в годы Великой Отечественной войны»


Витебск. Парк Партизанской славы им. М.Ф. Шмырева. Памятник установлен в 2011 г. Скульптор В. Могучий.


Красноярск. В 2005 г. на проспекте Мира появился первый в России памятник детям войны. Он создан в память о детях блокадного Ленинграда: в Красноярск в годы войны из Ленинграда вывезли около 3 тысяч детей. Скульптор Константин Зинич. И архитектор Андрей Касаткин. Скульптору позировали его собственные дети: в специальной одежде, девочка с куском хлеба, суточным пайком Ленинграда, а мальчик с бидончиком, в каких носили воду из реки Невы для питья. И за спиной у детей саночки, на которых перевозили погибших к братским могилам и решетка Ленинградского летнего сада.


Лычково

 


Памятник детям, погибшим от фашистской бомбежки, открыт 4 мая 2005 г. в пос. Лычково Демянского района.
Детей вывозили из Ленинграда, чтобы спасти. Оказалось, их везли навстречу войне. На станции Лычково самолеты фашистов разбомбили эшелон из 12 вагонов. Так летом 1941-го погибли сотни невинных малышей.
На трехметровом бронзовом монументе – девочка, поднятая взрывом в воздух и выпавшая из ее рук кукла.


Г. Глухов


Старый Аскол


Каргат. Новгородская область


Свердловский


В городе Мозыре 17 августа 2018 года на Кургане Славы установлен памятный знак "Детям войны»...


Узникам фашистских лагерей

 Ртищево


Детям войны. Колпино
Скульпторы: Анастасия Мирославовна Долгонос и Вадим Владимирович Сазонов.


Коряжма


Донецк


Варшава


Лондон


Чехия. В Лидице стоит памятник детскому Холокосту. Деревня Лидицы была стерта с лица земли во время Великой Отечественной. Фашисты расстреляли 173 мужчин, женщин отправили в концентрационный лагерь, а всех детей отравили выхлопными газами.


Ш. Гафуров «Яблоки 1945-го»

Трогательная история

Картина посвящена ташкентскому кузнецу Шамахмудову, усыновившему в годы войны 14 сирот. Согласно статистике, в годы Великой Отечественной войны в Узбекистан было эвакуировано 400 тысяч детей, из них половина были сиротами.
У Шамахмудовых не было собственных детей. В момент, когда они начали забирать эвакуированных сирот, Шаахмету было 53 года, а его супруге 40. Они начали приходить на железнодорожный вокзал, куда прибывали поезда из охваченных войной районов, и в распределительном пункте забирать одного ребенка за другим.
Когда вести о большой семье кузнеца Шамахмудова были опубликованы в центральных газетах, Шаахмед однажды получил письмо и денежный перевод на несколько сот рублей от воюющего на фронте старшего лейтенанта Левицкого, который во время войны потерял собственных детей и обещал посылать такую же сумму ежемесячно, пока будет жив. Поскольку кузнец не привык просить деньги на содержание детей, но обидеть порядочного человека отказом не хотел, он взял на воспитание еще одного мальчика – украинца Сашу Брынина, у которого появились два приемных отца: узбекский кузнец и русский лейтенант.
Всего среди усыновленных детей были русские (Володя, Хабиба и Шухрат), молдаванка (Холида), евреи (Юлдаш, Эргаш), латыш, казашка (Халима), татары (Рафик, Рахматулла), чуваш (Самуг), украинец (Хамидулла), узбеки (Коравой, Негмат, Муаззам, Хакима, Улугбек).

АХСАР КОДЗАТИ

Воспоминание очевидца
Вспоминает Кодзати Ахсар Магометович
 (28.04.1937)

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

В яме сыро, пахнет землёй. Земля под ногами, земля над головой – тяжёлый пласт. Вот уже три дня мы не видим неба. И там, наверху, над обожжённой травой, над пустым пыльным аулом нет синевы.

Небо в дыму от пожаров. При слабом свете, который снаружи проникает в землянку, виден ствол нашего тутовника. Когда-то, очень-очень давно, бабушка Дзыцца сажала меня на его широкую развилку. Какой он был высокий! А теперь его корни у самого моего лица. Один торчит из стены, обрубленный лопатой. Красный, будто лапка голубя.

В нише, выкопанной в стене, едва теплится керосиновая лампа без стекла. Ей душно. Пламя высовывает закопчённый, чёрный язык и облизывает стену, как собака пасть. Бабушка Дзыцца примостилась возле моих ног. Склонилась над недовязанным чулком. А мама в боковой каморке. Это где наша землянка сворачивает влево…

Как быстро мелькают бабушкины пальцы! Скудного света в лампе – только для них. По углам мечутся тени – вверх, вниз, как взгляд испуганного человека. Петля ложится к петле.

Ло-ло-ло-ло, а ло-ла!
Спи, малыш мой, до светла.

Это мне поёт бабушка. Будто младенцу в колыбели. Я помню, я слышал когда-то этот убаюкивающий, тихий голос… Вижу сквозь дрёму, как шевелятся её бескровные губы. Из глубины земли докатывается, сотрясает землянку глухой взрыв. Лампа и бабушкин клубок вздрагивают. В испуге открываю глаза. Поблёскивают спицы, нижется петля к петле…

А ты, кошка, не мяукай,
у окошка не мяукай,
ты поймай – потешь мальчишку –
перепёлочку и мышку,
перепёлочку, прошу,
подари ты малышу.
Будет он любить её,
ячменём кормить её…

Где сейчас бродит Гино? Пропадёт, дурашка… Разве ему плохо со мной? Сколько раз мама приносила его с улицы, а он пищал и царапался – всё норовил улизнуть. Опять бухает взрыв. На голову сыплется земля, я поднимаю глаза и смотрю, как течёт она струйкой меж потревоженных потолочных брёвен… Слышно ещё – шуршит солома в каморке. Мама тоже не спит. Хочется плакать, и я боюсь своих слёз. Мне станет страшно, совсем страшно, словно я буду один-одинёшенек. И ещё мне холодно, и ещё я устал лежать на боку…

Спи, усни, к нам друг идёт,
Мы одни, к нам друг идёт.

Бабушка, кряхтя, поднимается. Возится в углу и пришёптывает. Клубочек побежал, споткнулся обо что-то, нитку не пускает…
А интересно, что жучок?
Чёрный с головы до пят,
крылышки его блестят.
Чёрная на нём черкеска,
а кинжал натёрт до блеска.

Война набрасывается на бабушкину песню. И я не слышу её больше. Бум-бум! – шатают землю частые взрывы. Но грохот стихает, опадает, как дым, и снова в землянке рождается песенка. Она, точно огонёк в лампе, борется с темнотой. Петля ложится к петле, слово к слову:

Жук-жучок, твой путь далёк,
погости у нас денёк
возле моего сынка.
Жук-жучок у нас гостит,
спит мой сын, а жук не спит:
он всю ночку напролёт
песню мальчику поёт.

Сплю или не сплю я? Жиденький соломенный матрац шуршит подо мной зловеще, словно угрожает. Но веки слипаются сами собой… И опять неистово трясёт нашу землянку… Темно. Запах земли и лампового чада. Еле-еле светит. Снаружи. Просто щель, в которую с трудом пролез бы человек, прикрыта куском стекла – вроде окошка получилось. Грязь ползёт по стеклу; еле-еле пробирается день в нашу яму через крохотную, как печная дверца, дыру.
Сделано это на тот случай, если завалит взрывом большую дверь, тогда можно будет вылезти через эту дыру. Ну а если и её завалит? – пугаюсь я. Только, может, наш старый тутовник не даст, прикроет от страшной беды? Как хорошо, что и тутовник с нами! Когда кончится война, попрошу бабушку побелить его ствол. И вокруг взрыхлим землю, пусть и дальше живёт.

А если не кончится война?..

См.: Дитя войны // Лит. Россия.- 2020.- 23 апр.

Автор: Ахсар Кодзати



ОПОЗДАВШЕЕ ДОБРО

Когда человек опаздывает, осетины в упрёк говорят: «Пусть и добро придёт к тебе с опозданием!» Я опаздываю всю жизнь. Только добежал до остановки – автобус тронулся. Ну что бы мне на миг раньше, я бы успел… Какая досада! Хожу взад-вперёд и в тревоге поглядываю на часы. Обычно на этой площади такси бывает больше, чем божьих коровок в поле. Ещё издали завидев, сразу человек пять бросаются к тебе, как оводы в знойный полдень: «Поедем, дорогой, клянусь, нигде минуты не задержимся! Прямо к очагу доставлю!»

Хоть бы спросили сперва, куда еду. А согласишься поехать с кем-либо из них – упросит, умолит! – так остальные накинутся на счастливчика… Эх, да погаснет огонь в ваших очагах! Отвезёт тебя вот такой, заплатишь ему больше, чем полагается, и попросишь немного подождать. Он посмотрит на тебя, как на врага:

– Считай сам свою мелочь!

А теперь все такси точно сквозь землю провалились. Вон только горбатенький «Запорожец» притулился у тротуара в конце площади. Издали – будто бычок пасётся… Оставляю свою кожаную сумку на голом асфальте и бегу…

– Мне в аэропорт! – кричу в запотевшее стекло. – Очень вас прошу, если можно!

Сидящий в «Запорожце» человек даже головы не повернул – молча кивнул. Что-то больно уж скуп на слова. Не люблю молчунов.

Снова бегу через всю площадь. До чего тяжёлая сумка! Я уже волоку её по пыльному асфальту. Так жертвенного барана тащат за связанные ноги. Водитель открывает дверцу. Пытается мне помочь. Все они одной породы – это чтоб больше заплатили, такие услужливые! Голова как-то странно подёргивается, чёрные глаза поморгали и уставились в одну точку. Край рта разрублен шрамом и оттянут к подбородку. Блестит нитка слюны. Наверное, уже успел пролить «слезу Кермена» – хлебнуть стаканчик араки, подумал я. Если сорвёмся где-нибудь в обрыв на крутом повороте, то и костей не соберут…

– Послушай, у тебя же из глаз турьи рога выглядывают, куда ж ты меня повезёшь! Не рано ли нам обоим на кладбище? Да и тебя в таком виде в царствие небесное не впустят.

Я слишком сильно, пожалуй, хлопнул дверцей. Будто машина виновата. Хозяин и тут ни слова в ответ. Молча открыл дверцу, вытащил своё тяжёлое тело и обошёл машину, направляясь ко мне. Он прихрамывал на правую ногу, словно асфальт был утыкан колючками. Я на всякий случай отступил на шаг.

Ещё и ударит… Он прижал обе руки к груди и вдруг бессильно развёл. Губы зашевелились, я услышал какие-то стонущие звуки, которые и словами нельзя назвать:

– Ра-а-нен я… Ра-а-нен… В-вой-на… Мне стало не по себе. И так стыдно! Эти мучительно прижатые к груди руки просили о доверии, на которое люди столь скупы.

– Простите, пробормотал я. – Простите…

Я чувствовал себя мальчишкой, наказанным за глупую и дерзкую шалость.

Мы сели в машину. Человек левой рукой взялся за правую, вложил её в ремённую петельку, которая висела на груди, и ладонью коснулся руля. Ладонь была затянута в кожаную перчатку, я смотрел, как безжизненно она лежала на дрожавшем руле. Два чувства грызли моё сердце – удивление и страх. Мчится по шоссе наш горбатенький старый «Запорожец», оставляет за собой одну машину за другой. А чёрная перчатка лишь едва касается руля! Иногда левая рука тянется к сигналу, чтоб дали дорогу идущие впереди «Москвич» или грузовик. Куда он так спешит? Хочет мне отомстить? Ему что, он полуживой, ему, наверное, уже всё равно. Мои нервы сбились в клубок, как испуганное стадо овец. Я вцепился в дверную ручку, будто она спасёт. От страха забыл, куда и зачем еду. Да пропади всё пропадом! Только бы живым выбраться из сумасшедшего «Запорожца». Принесу в жертву барана, не пожалею!

Я кричу, задыхаясь:

– Помедленней можно? Пожалуйста… Мы успеем! – ничтожные, трусливые слова! Он улыбается. Я вижу это в зеркальце, которое над ветровым стеклом. Фальшивая улыбка… А глаза сверлят даль дороги. Нет, он издевается надо мной! Перед нами громада автобуса. Всё ближе и ближе… «Запорожец» рвётся вперёд – мой водитель, как один из легендарных безумных всадников, которые, переходя реку, бросались в самую глубину… Сейчас мы ударимся автобусу в борт! Я невольно встаю и тянусь к рулю. Мы встречаемся взглядами в зеркальце. Его глаза спокойны. Только прищурены, словно прицеливаются. Я откидываюсь к спинке сиденья. Волосатая шея водителя крепко поместилась среди широких плеч. Смотрю на эти плечи и понемногу успокаиваюсь…

Ну, наконец, и аэропорт! С облегчением перевожу дух. Слава богу! До вылета ещё пятнадцать минут. Мой новый знакомый опять помогает вытащить сумку – моего «жертвенного барана». Протягиваю деньги. Он отстраняет.

– Ос-ставь… – обрывки звуков с трудом сорвались с его губ. Лицо покривилось.

Ещё один удар. Почему он меня оскорбляет? Или мало того, что я пережил за эти минуты?

Его взгляд вдруг посветлел: на взлётную полосу выруливал сверкающий «ТУ-104».

– Я ведь т-тоже л-летал… П-прав-вда, не на т-таком… Каждое слово рождалось в муках. Там, где оно прерывалось, он помогал себе судорожным движением руки. Я не все его слова понимал. Тогда он достал карандаш и бумагу. Левая рука вывела какие-то каракули, похожие на ветвистые голые деревца: «5 орденов и 8 медалей…». Потом из нагрудного кармана он извлёк помятые, пожелтевшие листки. Заикаясь, как и их владелец, они рассказывали о том, как воевал этот человек. Чего было больше на его груди – наград или ран? Ещё и тяжёлая контузия и простреленная нога… Нет правой руки. Война его лишила языка. Двадцать один год он не знал слова. Лишь недавно чьи-то умелые руки подзалечили эту последнюю рану… Как отдалённые сладкие звуки фандыра, вернулась к нему осетинская речь. Что, пока не слишком вяжутся друг с другом слова? Но для меня они были самой приятной музыкой!

Перевод с осетинского
Гелия КОВАЛЕВИЧА

См.: Дитя войны // Лит. Россия.- 2020.- 23 апр.

Автор: Ахсар Кодзати

ИРИНА ГУРЖИБЕКОВА

Воспоминание очевидца
Вспоминает Ирина Гуржибекова
 (22.12.1937)

«Милый папа, поскорее приезжай домой.
Для тебя сейчас устроим праздник наш большой.
Будет долго продолжаться праздник наш большой.
 Милый папа, поскорее приезжай домой»
из письма пятилетней Ирочки Гуржибековой
на фронт отцу Георгию Гуржибекову

ТОЛЬКО ЧЕСТЬ И ДОСТОИНСТВО

Ирина Гуржибекова

Не помню, кто из поэтов сказал: «И проступает память вновь, как кровь через бинты». Дети войны… Нам всем уже по 80–90 лет, некоторым и больше. Но определение – верное, ибо да, мы были детьми, и, что важно, очень быстро взрослели, даже мужали в это страшное время.
Папиным объятием до боли,
Белыми крестами в три окна,
И сгоревшим в танке дядей Колей
Начиналась для меня война.
../gursibekova/56.html

Именно так. Газетный лист, где было фото, запечатлевшее казнь Зои Космодемьянской, долго хранился в нашей бакинской «коммуналке».

Война была для меня блокадным Ленинградом, где жил родной дядя, мамин брат; и папины письма с фронта; и бомбоубежище в большом дворе, куда мы с бабушкой регулярно спускались, под треск зениток, а мама с балкона третьего этажа смотрела: дошли ли, добежали? Однажды она вот так наклонилась, и сверху прямиком в голову ей летел осколок снаряда. В долю секунды соседка окликнула: "Сусанна Ивановна!" Мама обернулась, и осколок лишь слегка поранил ей кончик носа. Удача, или судьба? Война для меня – и потрясающие своей чистотой и правдой произведения осетинских поэтов-воинов (многие потом я переводила на русский); и толпящиеся у репродукторов люди, в надежде услышать от Левитана что-то согревающее в эти "ледяные" будни...

…В сорок втором мне, пятилетней, мама говорит: " Я папе письмо на фронт пишу; хочешь, пошли от себя несколько строк?" (бабушка очень рано научила меня читать и писать крупными печатными буквами). Я и написала. Мама с удивлением читает: "Милый папа, поскорее приезжай домой. Для тебя сейчас устроим праздник наш большой. Будет долго продолжаться праздник наш большой. Милый папа, поскорее приезжай домой". – Это что?? – мама спрашивает. – Стишок, - говорю. Вот с того дня и пишется… И когда вышел сборник "Горы помнят" – о войне и ее героях, я не думала, что потом, через много лет, появится еще и книга "Строки войны и Победы", где прибавилось много новых стихов. Тема ведь такая, что тревожит мысль, будит чувство и вдохновение всю жизнь…

Сегодня каждая встреча с ветеранами – как глоток свежего воздуха. Я никогда не вижу в глазах, в поведении наших старших бравады, зависти, алчности… Только честь и достоинство. Недавно пригласили на запись телепередачи "Гвардия", и был там среди других участник войны, которому исполнился 101 год. Он сидел гордо и прямо, внимательно слушал… А как заговорил – извините, некоторые и в 50–60 так не скажут. Жаль, Все меньше ветеранов на Земле. Не потому ль, что кровью их горячей, Их юностью, сгоревшей на войне, Наш каждый день сегодняшний оплачен… Так уж получилось, что всегда красиво, по-хорошему громко отмечавшийся Праздник Победы в этом году будет, наверное, лишен привычной яркости, теплых объятий, переполненных площадей… Войну объявил всей Земле коронавирус. Но, люди России и мира, дети войны, мы прежде всего дети Осетии. Нам дороги здесь каждый камень и дом, каждый памятник Герою, каждый взращенный колос пшеницы, каждое неординарное явление культуры, творчества… И как в годы Той войны, мы – вместе, и вместе выстоим. Потому что

Мы дети дома одного.
Мы дети Бога одного.
Мы дети Древа одного…

Автор: Ирина ГУРЖИБЕКОВА

См.: Гуржибекова И. Только честь и достоинство // Северная Осетия.-2020.- 29 апр.


Фото из домашнего архива

Год 1938-й. Маленькой Ирочке нет еще и года

Год 1941-й... Совсем скоро война...


Война? А что это?...


Папиным объятием до боли,
Белыми крестами в три окна
И сгоревшим в танке дядей Колей
Начиналась для меня война.
Разорвала гулом батареи
Детства беззаботного часы,
Девочкой, с петлей на тонкой шее,
Глянула с газетной полосы...

Победа!!! Теперь можно и танцевать..., и на лодочке кататься...

Я знаю, что мир
заживет широко и спокойно.
И новые звезды зажгут.
И забудутся войны.

  

ПИСЬМО ИЗ ПРОШЛОГО В БУДУЩЕЕ

К юбилею Ирины Георгиевны Гуржибековой

Ирину  Георгиевну  чрезвычайно  трудно  характеризовать   в обыденных  терминах.  Она – Поэт от Бога, журналист,  писатель, великолепный педагог.  Веселый,  остроумный  человек,  она  может  за  три  минуты сочинить  блестящее четверостишие. Но может жестко  критиковать чиновников и защищать обиженных. Большое  место в сборниках ее стихов занимает тема  Великой Отечественной войны.

Когда-то  Ирина  написала стихотворение  «Голос  Левитана», посвященное   легендарному диктору, и отослала  его  по  адресу: «Москва, радио, Левитану». В  ответ  Юрий  Борисович  прислал  Ирине  благодарственное письмо:

«Дорогая, милая Ирина!
    Изумительные стихи, талантливые и очень сердечные! От  всей
души  благодарен Вам! Поздравляю Вас с праздником весны. Многих
Вам радостей и творческих свершений!
    Ваши стихи так хороши, что перейдут к моим правнукам.
    Ваш Левитан.»

Сомневаюсь,  что  такое  письмо  еще  кто-либо  получал  от Левитана.    Впоследствии    стихотворение    было    опубликовано   в «Литературной  газете», а потом Ирине Георгиевне  позвонили  из Петербурга  и  спросили,  не будет ли она  возражать,  если  на памятнике Левитану будут высечены строки из ее стихотворения.
Вот эти строки:

«Он голосом солдатским был в тылу,
    И был на фронте голосом Отчизны».

Михаил Алкацев

Ирина Гуржибекова

Стихи о войне

Не уступили место ветерану.
И простоял он, грузен, лысоват,
С авоськой, где лежали баклажаны,
Как синее подобие гранат.
В окно уткнулась юная особа.
Повздрагивал автобус — и затих.
На площади Героев вышли оба,
Оставив нас додумывать за них —
Что в сорок первом, или сорок пятом,
Там, на пределе мужества и сил,
Святое место воина, солдата
Он тоже
никому
не уступил.

В 1984 г. Герою Советского Союза
Зое Космодемьянской исполнилось бы 60 лет.


О, память о павших...
Мне жаль, что порой недосуг,
Вглядевшись, увидеть,
как сила ее исполинна.
Как хлещет  она
по лоснящимся рожам хапуг
И как торжествует  над затхлым мирком мещанина.
...Ей было бы двадцать, и в сумрак военных тревог
Ворвался бы свет
незнакомого женского счастья.
Ей стало бы тридцать —
и кто-то бы нежно берег
Покой ее сердца
от лишних забот  и напастей...
...Хочу, чтобы солнце
непрожитых весен ее,
Как зеркало совести нашей,
над нами вставало.
Чтоб давнего фото
пронзительное острие
Не только меня —
и потомков моих обжигало.
...Я тост  подымаю
за все дни рожденья твои.
За юное сердце,
что, сжавшись от ужаса ночью,
С рассветом расширилось вдруг
от  дочерней любви,
И Родину всю
в себя крохотный принял комочек.
...О, память о павших,
бери на столетья разбег.
Я знаю, что мир
заживет широко и спокойно.
И новые звезды зажгут.
И забудутся войны.
Но все ж не растает
тот  черный петрищевский снег.

ЧЬЕ У ПАМЯТИ ЛИЦО?

Папиным объятием до боли,
Белыми крестами в три окна
И сгоревшим в танке дядей Колей
Начиналась для меня война.
Разорвала гулом батареи
Детства беззаботного часы,
Девочкой, с петлей на тонкой шее,
Глянула с газетной полосы...
Не сумеет  никакое завтра
Чашу прошлого испить до дна...
Женщиною у Большого театра
Возвратилась ты ко мне, война.
Рядом с нею кровь от горя стынет,
Меркнет золотой мемориал....
Сорок лет  прождав напрасно сына,
Ищет тех, кто с сыном воевал.
В лица постаревшие бойцов
Хочет  она пристальней вглядеться…
Да, у памяти — ее лицо
И ее измученное сердце.
Только почему мне так знаком
Этот  взгляд, где вечная усталость...
Словно птица с раненым крылом,
Где же мне она еще встречалась?
Может  быть, стоит  она вдали,
Там, где сны се лелеют горы,
Где, окаменевшую от  горя,
Согревают песней журавли?..

Триптих «Чье у памяти лицо» Ацамаза Макоева на слова Ирины Гуржибековой – произведение, написанное автором к 40-летию Победы в Великой Отечественной войне.  Произведение было исполнено в мае 2015 г. на Всероссийском хоровом фестивале к 70-летию Великой Победы в Москве.


Зал органной и камерной музыки «Родина»

X Международный фестиваль национальных культур «Синегорье» Международный фестиваль «Хоровые ассамблеи».

Камерный хор «Арион»

МУЗАФЕР ДЗАСОХОВ

Воспоминание очевидца

Вспоминает Музафер Созырикоевич Дзасохов (10.01.1937). Народный поэт Осетии, прозаик, переводчик, публицист, лауреат Государственной премии им. К.Л. Хетагурова (2002), заслуженный работник культуры Северной Осетии (1987) и Российской Федерации (1998), член Союза писателей СССР с 1981 г. читать далее...

ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

  

Музафер Дзасохов. Один из тех, кто в детские годы пережил лишения и голод, а потом восстанавливал страну после разрухи

Готовится очередной  номер детского журнала
«Ногдзау».
На протяжении 30 лет  главный редактор, счастливое детство которого  отняла война, дарил свет и радость,
добро и мир детям Осетии...


С собратом по перу, участником войны
Георгием Кайтуковым

  

Осетинские писатели - участники Великой Отечественной: Михаил Цирихов, Максим Цагараев, Тотырбек Джатиев, Дабе Мамсуров, Георгий Кайтуков... и
их достойный младший Музафер.
Не потому ли Музафер всегда относился к ним  с сыновней любовью, что не дождался отца с войны...

Писатели Осетии, дети войны: Сергей Хугаев, Лаврент Валиев, Людвиг Чибиров, Музафер Дзасохов

награда из рук Главы РСО-Алания Вячеслава Зелимхановича Битарова

АНЗОР КИРГУЕВ

Воспоминание очевидца
Вспоминает Анзор Хадзиретович Киргуев
 (19.09.1936)

Член Совета старейшин при председателе Думы Ставропольского края, кандидат философских наук, полковник в отставке.

Кто-то из философов сказал,
что человек по-настоящему счастлив бывает за
всю жизнь всего несколько часов.

Моё поколение эти несколько часов
пережило, почувствовало, израсходовало 9 мая 1945 года...
Анзор Киргуев

Дети войны –
И веет холодом,
Дети войны –
И пахнет голодом…
Дети войны –
И дыбом волосы –
На челках детских –
Седые полосы!

Л. Голодяевская

Осенью 1942 года немцы заняли наше село Дур-Дур, что в 70 километрах от Владикавказа. Накануне их появления группа незнакомых людей ходила по дворам и объявляла, чтобы немедленно забирали колхозный скот и уходили в лес. В течение нескольких дней вся живность – и колхозная, и частная растворилась в лесу. Благо, лес находился в 3 – 4 километрах от села, причем с двумя полянами (Колардоза и Дархардоза) у подножья Главного Кавказского хребта. Между двумя полянами мы застали большое количество военных, которые пришли туда на несколько дней раньше. В детской памяти на всю жизнь сохранились картины, как огромные толпы людей перемешивались с отарами овец, стадами крупного рогатого скота, лошадей и медленно исчезали в лесу.


«Все живы, зачем плачешь?»

Детская память избирательна. Наиболее яркие события врезаются в память с такой силой, что даже в почтенном возрасте кажется, как будто это было вчера.

Никогда не забуду, как дедушка и бабушка грузили наши вещи в арбу, запряженную двумя колхозными быками, временно «приватизированными» моим старшим четырнадцатилетним братом Александром, не скрывая слез и молитвенно обращаясь к Святому Георгию, чтобы с нами ничего не случилось.

К вечеру мы были на месте, выбрали огромное дерево и под ним выкопали землянку. На следующее утро мы с двоюродным братом Петром тайком ушли в «разведку» и оказались в расположении военных. Приняли нас, скажем прямо, очень тепло. Более того, стали учить русскому языку. Пройдя «солдатский ускоренный курс русского языка», мы на обратном пути громко кричали «Слава Сталину, Гитлер капут!», не понимая смысла этих слов. Причем к этим словам, как нам потом объяснил Александр (Сандир), «очень по-русски» умело были вплетены слова, как теперь принято говорить, «ненормативной лексики». Мы еще несколько раз ходили на эти «ускоренные курсы», и за «отличные успехи» один из них (до сих пор помню его очень заразительный смех, когда мы за ним повторяли слова ненормативной лексики) подарил мне пилотку с красной звездой.

На следующий день военные нам сообщили, что немцы ночью вошли в село. Мать весь день плакала, очень боялась за стариков, которые остались дома. В тревожном ожидании прошло несколько дней. Мать себе места не находила, была постоянно в слезах, а мы с Петром на всё это смотрели по-детски спокойно, не очень понимая, что происходит, почему взрослые плачут и что это за люди эти  немцы, которых так боятся.

И вдруг наша «лесная жизнь» круто изменилась. Старший брат Александр (Сандир) тайком от матери вывел нас с Петром на дорогу, взял за руки и предупредил, чтобы рот не открывали, и зашагал быстро в сторону деревни, таща нас за собой.

Примерно через час мы подошли к мосту через речку Дур-дурку на окраине села и увидели людей в странной военной форме, стоящих на мосту и с хохотом наблюдавших, как совсем маленькая собачка, не похожая на наших сельских дворняг, гонялась за утками. Откуда было мне знать, что это немцы? Мне казалось, что это тоже наши, только форма на них другая.

Мы молча наблюдали за всем этим со стороны, пока один из них не повернулся в нашу сторону. Он стал пристально разглядывать мою пилотку с недобрым выражением лица. Не помню точно почему, но, видимо, или чтобы его задобрить, или показать свое знание русского языка я, как меня в «лесу учили», громко закричал: «Слава Сталину! Гитлер капут!» с добавлением всего запаса ненормативной лексики. Все притихли, а наблюдавший за нами здоровяк схватил меня левой рукой, оторвал от земли, правой рукой выхватил мою пилотку, швырнул в речку и влепил мне пощечину. Потом этот детина повернулся к старшему брату и что есть силы ударил его ногой.

Я же с громким плачем побежал домой. Подбежал к воротам и вижу необычную картину: во дворе у нас две огромные машины, похожие на железнодорожные вагоны, посреди двора огромный котёл, а возле него незнакомые дяди в задрипанных телогрейках колют дрова. Я ещё громче заплакал и стал звать бабушку и дедушку. И вдруг увидел, как дедушка высунул голову из подвала и взмахом руки позвал к себе. Я быстро нырнул в подвал и увидел бабушку, еле живую.

«Что случилось? Все живы, зачем плачешь?», – с трудом выдавила бабушка.

«Нас на мосту какой-то незнакомый дядя побил, а пилотку, подаренную мне нашими военными в лесу, швырнул в речку».

Не успел я изложить бабушке свою жалобу, как в подвал спустился до смерти перепуганный Александр. Брат быстро рассказал о произошедшем на мосту, и дедушка нас переправил в соседский подвал, значительно больший по размерам. Там мы застали и Петра, и его бабушку Самилхан, и его отца Дабая. Все были в жутком страхе, боялись, что вот-вот немцы придут за нами и убьют.

Поздно ночью дедушка нас вывел из подвала и огородами отправил в лес. Часа через два мы были на месте «временного проживания».

Так прошёл первый день моей войны. Так в неполные семь лет закончилось мое детство. Начались тяжёлые будни повзрослевших детей: три месяца в условиях вражеской оккупации, смерть близких, голодные четыре года (1943–1946 гг.), тяжелейший ежедневный труд в колхозе за кусок хлеба, чтобы не умереть с голоду, холодные послевоенные зимы в неотапливаемых классах и т.д. Не хочу все подряд вспоминать и описывать, это очень тяжело. Тяжело ещё раз пропускать через память все испытания моего поколения. Перефразируя слова Ремарка, хочется сказать: война тяжёлым катком прошла по моему поколению.

И все же остановлюсь на нескольких эпизодах той поры, наиболее крепко засевших в моей памяти, характеризующих не только противоестественный характер войны в жизни общества, но и поведение людей в различных ситуациях, показывающих, что в самом деле есть добро, зло, человечность, милосердие, подлость и т. д. А самое главное – показывающих великое мужество неокрепших душ детей, их по-детски наивное восприятие трагического и героического, а порой и комического в происходящих вокруг событиях.


Позорная смерть или добрая память

Недели через три, когда пошли холода, в лесу невозможно было оставаться. Люди ночами возвращались домой, остались только ответственные за колхозный скот и имущество. Как оказалось, в нашем доме разместился штаб тыла во главе с высоченным офицером Гансом, который ни на минуту не расставался со своей собачкой по кличке Бимпо на длинной золотой (как нам казалось) цепи. Главным поваром у них был Андреас, а кухонными рабочими – Семён и пренеприятный тип – Иван. Старшие нам объяснили, что эти двое – предатели и дезертиры, перебежали к немцам, и их надо убить.

Как-то они варили в огромном котле картошку и морковь. Мы втроём подошли к ним, и мой брат Арсамаг попросил у них картошки. Иван показал нам рукой, чтобы подошли поближе. Мы, голодные, очень обрадовались и подошли совсем близко. Вдруг он резко схватил огромную палку и стал лупить нас с какой-то ожесточенностью – по спине, по голове – куда попало. Он бы нас, наверное, изуродовал, если бы на крики не выскочил Андреас, который выхватил палку и огрел обидчика несколько раз, при этом выкрикивал: «Швайн! Швайн!» (значение этого слова мы узнали несколько лет спустя от фронтовиков). Андреас затем нас пригласил в вагон, дал нам по большому кусочку белого хлеба и намазал сверху фасолевым пюре.

Поздно вечером того же дня, когда мы уже почти спали, в дверь подвала кто-то постучал. Бабушка и дедушка быстро забросали нас со старшим братом какими-то тряпками в углу подвала, испугались, что пришли за нами, и тихо открыли дверь.

Какого же было наше удивление, когда в проеме двери показалась круглая как арбуз, лысая голова Андреаса, а в руках у него поднос, накрытый тряпкой. Он положил поднос на табуретку и снял тряпку. На подносе лежали буханка белого хлеба, большой кусок колбасы и полная тарелка фасолевого пюре. Выложив всё из подноса, Андреас медленно направился к выходу. Потом повернулся к нам, вытянулся, как будто хотел головой достать потолок, поднял палец вверх и почти прошептал: «Ганс! Ганс!», и приложил ладонь к губам. Дедушка всё понял и тоже движением рук дал понять ночному гостю, что Ганс не узнает, «утечки информации не будет», как бы теперь сказали.

Затем взял Андреаса за руку и усадил на тахту. Вытащил огромную бутыль осетинской араки (кукурузная водка домашнего приготовления), налил в два стакана и молитвенно произнес тост: «Устур Хуцау, корун ди, Дуйне арсабур уад! Раст адаман агъаз кана, харантти ба бафхуара!» (Боже наш! Пусть скорее воцариться мир на земле! Помоги народу правому и покарай виноватых!). Андреас сделал вид, как будто все понял, подождал, пока дедушка опустошит стакан, и затем, не моргнув глазом, тоже выпил.

Ночные «походы» в подвал с подносом Андреас повторял, когда офицеры отсутствовали. Заканчивая свои воспоминания этого эпизода, хочется сказать: самые страшные люди это те, у которых всю жизнь на первом месте собственная шкура. Они готовы на все ради собственной никчемной жизни. Готовы продать Родину, близких за копейку. Но они, как правило, заканчивают свое существование с позором. С другой стороны, если у человека в душе есть хоть капелька «Божьей искры», никакие «идеологизмы», никакие злые силы не заставят его обидеть, унизить ребёнка, женщину и старика. Мы часто вспоминали Андреаса, по-детски мечтали что-то узнать о нём.  

Когда нас побил этот фашистский прихвостень, Александр и старший брат Петра Виктор принесли гранату и научили нас, как выдернуть чеку и незаметно бросить в котел, когда наши обидчики будут находиться поблизости.

Мы с Петром несколько дней ждали удобного момента, чтобы осуществить задуманное возмездие, как вдруг всё резко изменилось. Во дворе появился Ганс с перекошенной физиономией и с пистолетом в руке. Он что-то кричал, затем загнал всех нас в сарай и рукояткой пистолета врезал старшим братьям по спине.

Оказывается, некоторое время тому назад Ганс заставил всех обращаться к собачке не Бимпо, а Тимошенко. Мы не понимали тогда, чем имя Бимпо хуже Тимошенко, и вообще, чем они отличаются. Но Сандир (Александр) и Виктор с семиклассным образованием, без пяти минут комсомольцы, восприняли это как оскорбление (назвать собачку фамилией советского маршала) и ночью выкрали её, цепь сняли и спрятали в чердаке внутри детской люльки (по-осетински «авдана»), а собачку отнесли в верхнюю часть села и там выпустили.  

Ганс был в ярости. Приставил пистолет к затылку Александра и продолжал орать. Мать бросилась на колени и стала умолять Ганса не убивать мальчика.

Немец несколько успокоился, отпустил нас, а Сандира и Виктора закрыл в сарае. Под утро вдруг раздался невообразимый гул, «лай» «Катюш», взрывы бомб. Над селом летели снаряды, мины в сторону соседнего села. Неожиданно так же быстро все стихло. Мы долго боялись выйти из подвала, а когда отважились, увидели бежавших в панике немцев, пустые комнаты и пустой двор. Вылезли из подвала, бабушка Самилхан натопила печку, и мы в первый раз за три месяца собрались все вместе в большой комнате.

Неожиданно в комнату ворвался худощавый немец в плаще с пистолетом в руках и погнал нас на улицу. Там нас поджидали дети нашего возраста из соседних дворов в сопровождении двух немцев. Погнали нас к дому Елоевых, где несколько часов грузили в машины матрасы, одеяла, стулья… Под вечер Пётр нес какой-то странный прибор, похожий на телефонный аппарат. Недалеко от грузовика он поскользнулся и упал вместе с аппаратом в огромную лужу грязи. Немец подскочил к нему, ударил по лицу и стал вытаскивать пистолет из кобуры. Рядом оказался тринадцатилетний наш «вожак» Виктор Дзарасуев по прозвищу Мустафа. Он бросился на немца, схватил за руки и по-осетински стал умолять не стрелять. Воспользовавшись минутным замешательством, мы все разбежались и спрятались в разных местах. Когда поняли, что нас не ищут, почти ползком вернулись в подвал. Пётр несколько часов не мог вообще разговаривать, потом уснул, а когда проснулся, тихо спросил: «Немец меня не ищет?», и снова заснул.

Утром в селе было тихо. Наши еще не пришли, а немцы ушли без боя. Вышли на улицу, а навстречу нам шёл Мустафа, крест-накрест перепоясанный немецкими пулеметными лентами. Он нам сообщил, что на окраине села видел в грязи трупы Ивана и Семёна. И по-осетински сказал: «Куйтан – куйти мард» (собакам – собачья смерть).

А вот Андреаса я «встретил» спустя ровно 50 лет в Германии. Не повара, который нас в 42 году спасал от голода тайком от начальства, а, возможно, его внука.

В 1987 году мне, начальнику кафедры общественных наук Ставропольского высшего военно-инженерного училища связи, было предложено выехать в Группу Советских войск в Германии для продолжения дальнейшей службы. Я служил в Политуправлении Группы войск, а супруга – в военном госпитале в городке Тойпиц врачом-неврологом. Рядом с военным госпиталем находилась «Немецкая нервная клиника», где ведущим неврологом была Сюзанна Энгель. Она часто общалась по работе с моей супругой,  и рабочие отношения переросли в добрую дружбу. Сюзанна с сыном Штефаном часто приезжали к нам в гости, супруга их угощала осетинскими пирогами.

Как-то на две недели я оказался в госпитале в отделении восстановительного лечения, и дежурный по госпиталю передал, что ко мне пришли немецкие ребята из гимназии. Я понял, что это Штефан, и просил пропустить. Встретил их около спортзала. Они немного владели русским, я – неплохо немецким, и мы общались на своеобразном русско-немецком языке. Когда я попросил Штефана представить друзей, он первым представил рядом сидящего. И когда он назвал его имя – Андреас, я чуть дар речи не потерял. Мне показалось, что он очень похож на нашего Андреаса.

Я сразу же спросил его, был ли у них в роду ещё Андреас. И когда он мне сказал, что его назвали в честь дедушки, я его забросал вопросами. Мальчик рассказал, что его дед, по рассказам отца, ненавидел фашистов, воевал где-то на Кавказе и не вернулся. Признаюсь, я на некоторое время вернулся в военное детство… Поверил наконец, что мир тесен и чудеса на свете случаются.

После этого я просил Штефана приходить с Андреасом почаще. Представьте, за две недели я их научил многим осетинским словам. И когда приходили, они со мной здоровались на осетинском с немецким акцентом.


Не стихающая горечь утраты

Почти все время мы с Арсамагом жили у Петра в их подвале, более просторном и с меньшим количеством «жильцов». В то утро, когда немцы спешно покинули село, я медленно направился к своему дому и страшно перепугался, когда из дома раздался громкий плач. Прыгнул через ступени в комнату и увидел умирающего младшего брата Юрика в окружении матери, старшей сестры и бабушки. В углу сидела тетя Асят в позе «живого мертвеца». Две недели тому назад мы похоронили ее дочь Галю, ровесницу Юрика. Им было всего по два годика. Они заболели в лесу, когда наступили холода, а после возвращения в село жизнь в сыром подвале усугубила их состояние.

Юрику становилось все хуже. Дедушка выходил на улицу, ждал, когда наши появятся и спасут малыша. Он знал, что в каждой воинской части есть врач.

Но не дождался Юрик прихода наших, в свои два года он ушёл в вечный мир. Похоронили его в огороде, а утром наши вошли в село. Я побежал к могиле братика и увидел картину, которая запечатлелась в моём сознании на всю жизнь: под прикрытием могильного холмика два солдата вели огонь в сторону соседнего села Сурх-Дигора. Причем ножки от пулемета были глубоко вдавлены в могильный холм.

С этого момента во мне живет какая-то подсознательная надежда, что когда- нибудь в небесах мы обязательно встретимся. Я его очень любил. Необыкновенно красивый, смышлёный. Он обязательно вырос бы настоящим человеком.


Ожесточенные бои за Сурх-Дигору

Вечером все огороды были напичканы нашими крупнокалиберными орудиями, «Катюшами», танками, а в нашем доме разместился штаб полка. Когда офицеры вошли в дом, они по очереди всех обняли как старых знакомых. Оказывается, во время отступления они у нас останавливались на несколько дней. Я был в это время у дедушки по линии матери и не видел их.

Военные позвали дедушку и попросили показать незаметную, кратчайшую дорогу в Сурх-Дигору и развернули карту. Дедушка посмотрел на карту, усмехнулся и попросил разрешения лично их проводить. Это были артиллерийские разведчики-корректировщики.

Дедушка провёл их через лес на верхнюю окраину села, откуда просматривалась вся местность как на ладони. Утром началась артподготовка. Я прослужил в армии 37 лет, бывал на всяких учениях, но такого гула никогда больше не слышал. Как будто земля и небо обстреливали друг друга огромными камнями. Мы с Петром залезли на чердак, выдавили две черепицы и стали наблюдать за боем. Видели, как горели танки, как из люков выскакивали танкисты и прыгали в речку, чтобы потушить горевшую одежду.

К вечеру Сурх-Дигора была освобождена и канонада прекратилась. Офицеры тепло поблагодарили дедушку за помощь и стали размещать штабные машины во дворе.

Жили они у нас около двух недель. Командиры редко бывали дома, а тыловики постоянно подвозили в мешках муку. Бабушка с мамой и старшей сестрой круглые сутки месили тесто и по осетинским рецептам пекли хлеб. Причем пекли так быстро, что солдаты не успевали отвозить к месту назначения – на передовую. Трудно поверить, но мы на горы хлеба смотрели голодными глазами. Нельзя было без разрешения брать то, что не принадлежит тебе. Тем более хлеб, которого ждут на передовой. Это было заложено в нас основательно.

Когда старший по военно-полевой кухне узнал, почему мы никогда не едим хлеб, приготовленный очень вкусно, он долго думал, что сказать, потом схватил несколько круглых буханок, разломал их пополам и раздал всем нам. После этого он каждый день повторял эту процедуру.

Вечерами старший среди офицеров сажал меня на колени и учил русским словам. Ему очень нравилось, что я все быстро схватывал и повторял за ним. Потом брал из печки золу и на стенках печи учил меня писать буквы.

Так за две недели я научился писать правильно все буквы. И каково же было мое огорчение, когда однажды вечером все наши гости во главе с моим «учителем» зашли к нам в комнату и заявили, что Нальчик освобождён, и они должны уехать.

Они по очереди всех обняли, и когда очередь дошла до меня, я вскочил на табуретку, приложил руку к головному убору (к сожалению, не к пилотке, а старой отцовской кепке) и прокричал: «Слава Сталину! Гитлер капут!», правда, ненормативную лексику пропустил. Они не ожидали от меня такой «политической и военной выучки» и громко рассмеялись, а «учитель» обнял меня и сказал, обращаясь к тёте Асяту: из него выйдет хороший офицер или учитель. Тётя быстро перевела его слова, и я был «на седьмом небе» от радости.


Послевоенное «детство»

Поставил слово «детство» в кавычки, потому что, хотя и пишу о том, как рано оно закончилось, но по большому счёту его и не было – отняла война. Не могу с тех пор без душевной боли видеть плач женщины, старика и голодные глаза ребёнка. Старики и женщины плачут, когда дети уходят из жизни раньше них. Голодный ребёнок плачет потому, что не понимает, почему нет хлеба, его ещё не окрепший организм не выдерживает чувство голода. Что такое настоящее чувство голода, кроме детей войны никто не поймёт. Тяжело, очень тяжело, но один из сотен случаев расскажу.

Только-только война «ушла» из нашего села, а мы уже с утра до вечера работали в колхозном саду-огороде. Ежедневно до восхода солнца поливали кружками, чайниками рассаду капусты. Затем до обеда ползали на коленях и руками убирали – вырывали сорную траву на грядках. Вознаграждение за все это – кусочек хлеба в обед. Кусочек хлеба мы долго натирали чесноком, а потом медленно ели, чтобы продлить удовольствие, и запивали водой.

В один из дней, как всегда вместе с Петром, мы по-пластунски «преодолевали» очередную грядку на солнцепёке. Вдруг у брата неловко свисла голова, затем он перевернулся на спину, сильно побледнел и почти перестал дышать. Я испугался, что он умирает, взял его за ноги и потащил к домику, где находилась колхозная повариха. Одновременно громко стал звать на помощь.

Дотащил его до домика, а оттуда на мои крики выскочила повариха Аминат Дзарасуева, быстро принесла большую кружку воды и вылила ему на голову. Потом попыталась напоить его. Петр отстранил кружку с водой, медленно открыл глаза и прошептал: «Дзол» (хлеб по-осетински). Аминат быстро принесла хлеб; Пётр дрожащей рукой взял кусочек хлеба и медленно стал есть. Пока он доедал свой кусочек, Аминат принесла и мне такой же кусочек. Мы доели хлеб и медленно пошли домой. По дороге договорились, чтобы дома ни слова, а то на следующий день не отпустят поливать капусту и целый день будем без хлеба.

В первый класс я пошёл, уже умея и читать, и писать. Это благодаря ещё одному человеку – тоже Ивану, но с самой большой буквы. Когда тяжелейшие бои закончились, в наши и соседские сараи стали свозить трофейное оружие в огромном количестве. Охранять все это «добро» остался красноармеец Иван. Ему было всего 19 лет, и с нами он держался на равных. Ему старшие ребята оборудовали, как бы сейчас сказали, «офис». Ходил он важно, с автоматом на плече и ракетницей на боку. Он жил у нас почти два месяца, стал членом нашей семьи. Он нам читал сводки с фронта. Продукты и газеты привозили ему раз в неделю. Научил нас глушить рыбу гранатой, стрелять из ракетницы по вечерам.

В школу ходили босиком, а зимой в самодельных лаптях из бычьей кожи, набитых соломой. Писали самодельными ручками, а вместо чернил использовали жидкость из ядовитых ягод. Первую тетрадь я получил во втором классе, накануне Победы.

Кто-то из философов сказал, что человек по-настоящему счастлив бывает за всю жизнь всего несколько часов. Моё поколение эти несколько часов пережило, почувствовало, израсходовало 9 мая 1945 года.

Никогда мне не забыть, как люди теряли сознание от радости, собирали последние крохи муки и пекли осетинские пироги в честь Святого Георгия – покровителя воинов. Мы все собрались в колхозном дворе, чтобы радость Победы почувствовать вместе. Никто из нас не сомневался, что впереди у нас прекрасное будущее. Несмотря на голод, холод и другие лишения, мы упорно шли вперед. Моё поколение выдержало тяжелейшие испытания с честью. Я часто спрашиваю себя: что мне помогло выжить, выстоять, реализовать свои цели, занять, пусть скромное, но своё заслуженное место в обществе? Прихожу к выводу: вера в свои силы, постоянное стремление к честному труду, уважение к людям, любовь к своей стране и постоянное самосовершенствование.

Те же качества вывели в люди и брата Петра. Он тоже посвятил себя военной службе. Стал полковником медицинской службы, начальником госпиталя, а после службы в армии – директором медицинского колледжа, ректором Краснодарского медицинского института высшего сестринского образования, кандидатом медицинских наук. Долгие годы возглавляет осетинскую общину в Краснодарском крае.

Стали достойными людьми и родные братья Александр и Арсамаг. Александр стал известным зоотехником-овцеводом, долгое время возглавлял колхоз «Дур-Дур». Арсамаг после службы в армии до конца своей жизни работал начальником цеха в мебельной фирме «Казбек». Награжден орденами Ленина, Трудового Красного знамени и «Знак почета». Неоднократно избирался депутатом райсовета, был членом Орджоникидзевского (Владикавказ) горкома КПСС.

В День памяти и скорби я склоняю голову перед живыми и мёртвыми моего поколения. Им сегодня от 70 до 88 лет. Печальная статистика: в первом классе нас было 25 детей. Сегодня из всего класса в живых осталось всего четверо.

…Они ушли рано. Сказались голод, холод, постоянные лишения. И пусть призадумаются  наши «народные избранники», когда в очередной (седьмой или восьмой!) раз будут рассматривать закон о детях войны, тем более разговор идет о тех, кто не имеет никаких льгот, ни как ветераны, ни как военные пенсионеры.

Анзор Киргуев

См.:https://kavkaz.mk.ru/articles/2016/06/22/voyna-glazami-detey-moego-pokoleniya.html

СУЛЕЙМАН ТАВКАЗАХОВ

Воспоминание очевидца
Вспоминает заслуженный пенсионер Сулейман Тавказахов

Война глазами ребенка

Моего отца, Магомета Тембулатовича, призвали в армию еще до войны, когда мне не было и двух лет. Он дослужился до старшего сержанта и замкомвзвода и уже собирал чемодан домой, но тут началась советско-финская война. Он попал на фронт и перестал писать, а вскоре началась и война с Германией.

В какой-то момент в сельсовет Чиколы поступил запрос на подтверждение личности моего отца. Для чего было необходимо такое подтверждение, в запросе не говорилось, но нас – мать, Сафиат Керменовну, меня и младшую сестру стали воспринимать как семью "врага народа".

Тогда детям давали карточки на 200 г хлеба в сутки. Нас лишили этой льготы, а в детский сад принимали только детей с карточками. Так что мы остались и без еды, и без детского сада и ходили голодными.

Я хорошо помню, как выселяли в Сибирь семьи военнослужащих, которые в начале войны попали в плен. В обстоятельствах пленения тогда не разбирались, а с "врагами народа" не церемонились.

Позже выяснилось, что к концу советско-финской войны отец заболел тифом и попал в госпиталь. Война закончилась, и госпиталь переезжал из полевого стана в другое место. Отца, находившегося в коме, приняли за покойника, оставили среди трупов.

Однако похоронная бригада обнаружила, что он еще жив, и перенесла его в больницу. Но он был без документов. Когда отец открыл глаза, его спросили, кто он и откуда. Тогда-то и направили запрос в сельсовет для подтверждения его личности.

По состоянию здоровья отец для службы уже был непригоден, и его назначили инструктором по подготовке бойцов. Затем как механизатора сельского хозяйства его направили в Сызрань на выращивание продуктов для рабочих военного завода.

Удивительно, что примерно в то же время тифом заболела и мать. Она работала наборщицей в районной типографии, а в феврале 1942 г. ее отправили на курсы комбайнеров. На выпускной фотографии видно, что волосы у нее еще не отросли.

Она работала на Ирафской МТС. Трудиться приходилось весь световой день, а мы с сестрой жили то у бабушки, то у друга отца. После уборки в Сурх-Дигоре комбайн перевезли в Средний Урух, где мы жили у Марии Фидаровой.

В верхней части дома была площадка с перилами, к которым меня мать и привязывала, чтобы я не упал. Площадка была хорошо видна с поля, которое она убирала, и она постоянно наблюдала за мной. Когда маме приходилось заниматься ремонтом комбайна, я помогал ей, подавая нужные ключи.

С каждым днем все сильнее был слышен гул приближающегося фронта, и все чаще над пшеничным полем двигалась тень "рамы", так называли немецкий самолет-разведчик. Поэтому днем работали колхозники, а наши солдаты – по ночам, чтобы "рама" не засекла их.

Вскоре комбайн перевезли в Новый Урух, но к этому времени район был уже оккупирован немцами. Мать с помощью стариков села успела закопать двигатель комбайна и приводной ремень.

Наш дом заняли немцы, а мы со своей родней – пятеро детей и семеро взрослых – жили в одной комнатке! Во дворе нашего дома стоял немецкий автомобиль-амфибия, крытый брезентом. Ткань крепилась восемью ремешками. Ремешки я снял, соединил их и сделал четыре ремня для борьбы на поясах. Один оставил себе, а три раздал друзьям.

Конечно, пропажа вскоре обнаружилась. В одну из ночей домашние разбудили меня и стали спрашивать, куда я дел ремешки. Я вернул свои и рассказал, у кого остальные. Все ушли за ними, а я остался один. В это время в комнату зашел водитель машины, немец, и в упор наставил на меня карабин. Прозвучал щелчок, но выстрела не было – осечка! Немец стал перезаряжать карабин, но тут прибежали родные, оттолкнули фашиста с винтовкой, а меня утащили и спрятали…

Вскоре село было освобождено, немцы бежали. А брошенная ими машина досталась нашим как трофей.

Жили мы без средств к существованию. Земли у нас не было, после ухода немцев есть было совершенно нечего. На полях что-то оставалось из прошлого урожая, но они были заминированы, и все боялись ходить туда. До сих пор не понимаю, как матери удавалось находить для нас что-то съестное!

Отслужив 8 лет, отец вернулся в январе 1946 г. Никакими льготами он не пользовался, никакие звания ему не восстановили, но жить нам все равно стало намного легче. Отец и мать были очень трудолюбивыми, а самым большим счастьем для мамы было накормить голодного.

После войны у нас родились еще двое братишек и две сестренки. Несмотря на все лишения и трудности войны, голодное послевоенное время наши родители вырастили и воспитали достойными людьми шестерых детей. Они оставили о себе добрую и долгую память не только среди своих родных, но и всех знавших их.

См.: Война глазами ребенка / подготовил В. Рязанов // Северная Осетия.– 2020.– 6 июня.


МИШУРХАН ТОМАЕВА

Воспоминание очевидца

Дети войны –
И веет холодом,
Дети войны –
И пахнет голодом…
Дети войны –
И дыбом волосы –
На челках детских –
Седые полосы!
Л. Голодяевская

Вспоминает Мишурхан Мисирбиевна Томаева (13.09.1940– 2021). Писатель. Член Союза писателей, заслуженный работник культуры Северной Осетии. Читать далее...


Дети войны –
И веет холодом,
Дети войны –
И пахнет голодом…
Дети войны –
И дыбом волосы –
На челках детских –
Седые полосы!
Л. Голодяевская

ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

Мишурхан Томаева с писателями Измаилом Айларовым и Мисостом Басиевым

ВЛАДИМИР ДУДИЕВ

Воспоминание очевидца
Вспоминает Народный артист РСО-Алания, заслуженный артист РЮО Владимир Дудиев:

Мне было четыре года, когда началась война.  Мама отвезла нас, младших детей в  Даргавс,  к  дяде Бдтаеву Галау. Там было очень много народу, каждый сам по себе. Как-то обособленно нас держали, со мной еще были старший брат и сестра. Брат  убежал  на  второй же день, сестра – на третий.  Вернулись  в город к родителям. А я куда денусь маленький? Остался там...   Сколько  времени  прошло, а вспоминать не хочется.  Мучали  нас вши,  поедали просто. Я в свои четыре года понимал, что это  плохо, уходил  к  речке,  стряхивал свои трусы, стирал  их.  А  утром  все повторялось, и опять к речке...    Хозяева кормили нас чуреком без соли (соль на вес золота  была), молоко давали.

Мама  приезжала в неделю раз, добиралась  до  Даргавса пешком,  машин же не было. Она не могла оставить отца.  Он  работал жогарем на кирпично-черепичном заводе «Красный строитель». Тогда    вручную   жгли   кирпич   и   черепицу,   сейчас-то    все автоматизировано.  Отец был таким специалистом,  что  заменить  его никто не мог. Если он болел, печи гасли и их надо было целую неделю разжигать. Поэтому его и на войну не взяли. Он и умер из-за  работы в  1947  году: болел воспалением легких, а отлежаться не мог  –  на заводе гасли печи. Отец пошел туда, разжег их, пришел домой.  Стало ему  совсем плохо, и он вскоре умер. А старшие мои братья  были  на войне. Тяжело было... Иногда вспоминаю эти годы и каждый раз бывает тяжело...  Чесотка замучила. Препаратов же не было никаких.  Лечили мазью  из  свиного  жира  и серы. Натирали  этой  мазью  все  тело, ощущения не из приятных. Кто это не испытал, не мучился от  вшей  и чесотки, как он все поймет?   Когда  меня  домой привезли из эвакуации, в памяти почему-то  не осталось...

См.:Владимир Дудиев / сост. А.  Дженикаева.- Владикавказ: Перо и Кисть,2012;  Гетоева Л. Владимир Дудиев: профессия длиною в жизнь  // Дарьял.- 2017.- №3.


ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

Детям, пережившим ту войну,
Поклониться нужно до земли!
В поле, в оккупации, в плену,
Продержались, выжили, смогли!

Валентина САЛИЙ

Года пройдут, но эти дни и ночи
Придут не раз во сне тебе и мне.
И, пусть мы были маленькими очень,
Мы тоже победили в той войне.
Р. Рождественский


Владимир Дудиев ведет прямой эфир с дорогим осетинским гостем Евгением Евстигнеевым


Дикторы Зарема Доева и Владимир Дудиев

 
Владимир Дудиев. 1971 г.

БУЛАТ ГАЗДАНОВ

Воспоминание очевидца

Вспоминает Газданов Булат Гаппоевич (22.06.1936), художественный руководитель и дирижёр оркестра народных инструментов, выдающийся музыкант, виртуозно владеющий фандыром (гармоникой). Народный артист Осетии (1968), народный артист РФ (2008), заслуженный деятель искусств РЮО (1998), лауреат Государственной премии им. Коста Хетагурова (2000), премии «Яблоко нартов». Читать далее...

«Помню голод... страшный голод до спазмов  в желудке... до потери голоса. В 1944-м пошел в первый класс. Как-то по дороге домой из школы  встретил брата. Не было сил говорить с ним. Я еле выдавил из себя: «У нас по-прежнему нет ничего?...». Потом много, много  лет  наша соседка, услышав мои стенания о еде, по-доброму дразнила меня.

А еще помню, что, не смотря на муки голода, мы много трудились, на сколько хватало наших детских сил, прилежно учились...»

Голодные, мечтали мы, бывало,
Забившись в пыльный угол чердака,
Что наедимся хлеба до отвала
И что напьёмся вдоволь молока!
      М. Пляцковский

ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

Мы - голодные  дети войны,
С обожжёнными порохом душами.
Был нам жмых и обедом, и ужином,
Но зато нам теперь нет цены...
Анатолий Лисица


В 2018 году оркестру, которым руководит Булат Гаппоевич Газданов, присвоено имя Булата Газданова.


Дети войны. Народные артисты Осетии Булат Газданов и Тасолтан Мамсуров

Послевоенные года
В своих свершеньях постепенных
Не возвратят нам никогда
Тех невозможных
Довоенных…
О. Дмитриев

 

 

Над бытом мирским, суетой и бедой,
Над бездной удач и утрат  —
Великий и скромный, седой, молодой,
Играй нам, Булат!

БУЛАТУ ГАЗДАНОВУ
Рассвет  над горами багрянцем горит.
Орлиные крылья блестят.
Мелодия жизни над миром звучит  —
Играет Булат.
Весёлый ручей устремился к реке,
Пробившись сквозь толщу громад,
И девушки в танце, рукою к руке,—
Играет  Булат.
О, в скольких краях низвергался с вершин
Тех звуков густой водопад!
В них столько раздумий и столько души...
Играет  Булат.
Наверное, с детства в себя он вобрал
Всю музыку отчей земли.
В нём Ольгинского золотые поля
Раздольною песней взошли.
Джигиты несутся, взрастают  сады,
И Терека волны шумят...
Любовь материнскую славит фандыр —
Играет  Булат.
Над бытом мирским, суетой и бедой,
Над бездной удач и утрат  —
Великий и скромный, седой, молодой,
Играй нам, Булат!

Ирина Гуржибекова

ЦАРАЙ ХАМИЦАЕВ

Воспоминание очевидца

Вспоминает Хамицаев Царай Хакясович (28.11.1933) . Народный писатель Осетии (2013), отличник народного образования РФ (1983), заслуженный работник народного образования Северной Осетии (1990). Читать далее...


ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

Маленькому Цараю 4 годика.
             И до начало войны 4 года ...

 1947-й год. Царай Хамицаев «за хорошую и отличную успеваемость премирован» книгой «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях».

Портреты любимых поэтов, исписанная тетрадь и немецкая печатная машинка, купленная еще в студенческие годы. Для Царая Хамицаева она как старая боевая подруга, уже полвека служит верой и правдой, помогая доносить до читателей свои мысли.

 ХХХ

А мы не стали памяти перечить
И, вспомнив дни далекие, когда
Упала нам на слабенькие плечи
Огромная, не детская беда.

Была зима и жесткой, и метельной,
Была судьба у всех людей одна.
У нас и детства не было отдельно,
А были вместе — детство и война.

И нас большая Родина хранила,
И нам Отчизна матерью была.
Она детей от смерти заслонила,
Своих детей для жизни сберегла.

Года пройдут, но эти дни и ночи
Придут не раз во сне тебе и мне.
И, пусть мы были маленькими очень,
Мы тоже победили в той войне.

Р. Рождественский

РОЗА БЕКОЕВА

Воспоминание очевидца

Вспоминает Бекоева Роза Ясоновна (24.04.1937), заслуженный деятель искусств РСО–Алания, лауреат премии им. Коста Хетагурова. Читать далее...


ХХХ

В дни войны

Глаза девчонки семилетней
Как два померкших огонька.
На детском личике заметней
Большая, тяжкая тоска.
Она молчит, о чем ни спросишь,
Пошутишь с ней, – молчит в ответ.
Как будто ей не семь, не восемь,
А много, много горьких лет.

А. Молчанов


ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

Не играли ни в куклы, ни в мячики.
От бомбёжек порой не до сна.
Детство кончилось. Девочки, мальчики…
Отняла ваше детство война.
Каретникова Наталия

Роза Бекоева,  Берта Икаева, Ира Макиева, Заира Тхапсаева. Выпускники Первой театральной студии Щукинского училища.

Мы такими же были, как вы,
И влюблялись, любили не хуже мы.
Только были войною контужены,
Как морозами стебли травы.

Анатолий Лисица

Алан Плиев, автор песни о синем городе, композитор Жанна Плиева и Роза Бекоева

Песня о синем городе
Засыпает усталый мой город,
Мамы спят и влюбленные спят,
Дети спят, а хрустальные горы,
В изголовье беззвучно стоят.

Припев:
Мне ночами нередко снится,
В каких бы ни был я краях,
Мой синий город – Орджоникидзе,
Любовь моя.
Здесь милей нам и небо, и звезды,
Глаз любимых немеркнущий свет.
В этом городе нам даже воздух
Помогает любить и взрослеть.
Припев:
Мне ночами нередко снится,
В каких бы ни был я краях,
Мой синий город – Орджоникидзе,
Любовь моя.
Ночь спустилась над Тереком нашим
Дремлют белые вишни в садах.
Кто влюбился в мой город однажды,
Непременно вернется сюда.
Припев:
Мне ночами нередко снится,
В каких бы ни был я краях,
Мой синий город – Орджоникидзе,
Любовь моя.

Сл. Игоря Дзахова. Муз. А. Плиева
http://songspro.ru/17/sl-I-Dzahova-muz-A-Plieva/tekst-pesni-Pesnya-o-sinem-gorode

Фатима Кайтова, Клара Шавлохова, Светлана Нахшунова - кор. газ. «Северная Осетия» и Роза Бекоева

Актеры Северо-Осетинского театра встречают коллег из Чечено-Ингушетии. Заира Тхапсаева, Рая Дзуцева Зара Таутиева, Земфира Галазова, Афасса Дзугковеа (супруга Гриша Плиева), Эмма Бугулова, Роза Бекоева и Урузмаг Хурумов.

На юбилее Кима Суанова. Роза Бекоева, Уарзета Бекузарова, Анатолий Галаов и Ким Суанов

Казбек Губиев и Роза Бекоева

Выпускники колледжа культуры. Директор Таймураз Митилов. Преподаватели: Серафима Икаева, народная артистка РФ, Уарзета Бекузарова, заслуженная артистка России и Роза Бекоева.

Премьера спектакля «Глупый Ганза»

Озеро Байкал. Весенний ледоход...

Незабываемая поездка в Индию

Одноклассницы. Дети войны...

«Мы б, наверное, стали другими,
Не вспаши наше детство война».
Ю. Беличенко

Премьера спектакля «Аланты Нана». Давид Темиряев – заслуженный артист РФ, основатель Дигорского театра. Жорж Гасинов, художник. Роза Бекоева – режиссер.

Журналист Нелли Бетчер и Роза Бекоева

Государственный Дигорский театр. Премьера пушкинских одноактных пьес

Прогимназия «Интеллект». Второклассники поздравляют любимую учительницу

ЛЮДВИГ ЧИБИРОВ

Воспоминание очевидца

Вспоминает Людвиг Алексеевич Чибиров  (19.11.1932), первый президент Рес­публики Южная Осетия, профессор, этнолог-кавказовед, доктор исторических наук, заслуженный  деятель науки РФ (2008) и РСО–Алания, академик РАЕН, зав. отделом этнологии СОИГСИ им. В.И. Абаева. лауреат премии им. Коста Хетагурова (2015). Читать далее...

«Мало что помню о войне. Мой старший брат был летчиком. Летал на «кукурузнике». Однажды он мне сказал, что пролетит над нашим селом и помашет мне рукой... Я собрал всех своих сверстников, и мы целый день просидели у нас во дворе в ожидании чуда. Действительно, вечером низко, низко над нашим домом пролетел брат Иван на «кукурузнике», помахав нам рукой... А еще он подарил мне горные лыжи. Я страшно гордился, что у меня настоящие солдатские лыжи...

Хорошо помню день Победы, 9 мая 1945 года. Мы, десяти-двенадцатилетние мальчишки и девчонки работали в колхозе. В этот день пололи кукурузу. Площадь, куда по вечерам собирались жители села, чтобы услышать новости с фронта, отдохнуть после тяжелого трудового дня, находилась рядом с колхозными полями. Ближе к обеду  оттуда донеслись радостные крики «Конец войны, война закончилась... Победа...» Все бросились на площадь... Люди смеялось, плакали, не  расходились до следующего утра...

Больше ста человек не вернулись с войны с нашего маленького села Зар. Среди них и мой старший брат Иван, который добровольцем ушел на войну, не позволял возраст... Мой родной дядя погиб в 1942 г. под Харьковом. Отца на войну не забрали, он служил в интернациональной бригаде защитников Кавказа...

Спустя годы, 9 мая 1973 г. в нашем селе был открыт памятник- монумент защитникам Родины.  На трехметровом граните высечены имена участников войны, не вернувшихся с фронта. Памятник был создан по моей инициативе и при моем активном участии. Большая честь, что мне удалось увековечить память дорогих земляков...».

Памятник в с. Зар. Инициатор и организатор установки памятника Людвиг Алексеевич Чибиров


ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

«Свой возраст недаром ругали
Полки тыловой детворы
За то, что в солдаты не брали
Мальчишек военной поры.
У них из под старых кепчонок
Лихие торчали вихры.
Отцов заменили в цехах закопчённых
Мальчишки военной поры».

Любящий отец с маленькой дочуркой Мариной

Людвиг Чибиров и корифей осетиноведения Васо Абаев с супругой Ксенией Цхурбаевой

Васо Абаев в Южной Осетии

Первый Президент РСО-Алания Ахсарбек Галазов и Первый Президент РЮО Людвиг Чибиров

Осетия Севера и Юга отмечают юбилей! Людвигу Чибирову – 80!

Президенты РЮО. Бывший и настоящий, Людвиг Чибиров и Анатолий Бибилов

Бывшие Президенты севера и юга Осетии: Александр Дзасохов и Людвиг Чибиров

Сергей Бабурин (Российский политический и государственный деятель и учёный-юрист. Доктор юридических наук, профессор. Заслуженный деятель науки Российской Федерации) и Людвиг Чибиров

Людвиг Алексеевич частый желанный гость Главной библиотеки Осетии...

ХХХ

Людвиг Чибиров
автор более 160 научных трудов на осетинском и русском языках, посвящённых широкому кругу вопросов этнографии, истории и культуры осетинского народа и других народов Кавказа.

МАГРЕЗ КЕЛЕХСАЕВ

Воспоминание очевидца

Вспоминает Келехсаев Магрез Ильич (05.05.1940), заслуженный художник России и Северной Осетии, народный художник РФ (2008), народный художник Южной Осетии, лауреат Государственной премии им. Станиславского (1994), обладатель Серебряной медали РАХ (2006), Золотой медали им. В.И. Сурикова (2015). Читать далее...



М. Келехсаев. «Голубая зима»


Келехсаев М. «Зима в Осетии»


Келехсаев М. «Зима во Владикавказе»

Слово о Магрезе

Лейтмотив всех его живописных произведений – родная земля, Северная и Южная Осетия.  Картины-пейзажи писаны в характерной келехсаевской манере – они  как бы сотканы из отдельных жизненных  сюжетов, с мельчайшими подробностями быта, среды обитания и деятельности человека, объединенных единым  временным пространством и настроением… Магрезовское  изображение зимы – это божественно красиво,  авангардно и  национально одновременно... В его «зимах» можно вспомнить  и Брейгеля с его выверенными планами и пропорциями, отметить присутствие европейской  школы, что не перебивает  чувства осетинской действительности, родных пейзажей, ощущения родины.

Зара Газданова, искусствовед

Народный художник Северной Осетии, народный художник Южной Осетии, лауреат премии имени Станиславского. Он добился многого. Каждый день его творческой жизни посвящен тому, что он создает произведения, в которых запечатлен образ горячо любимой малой родины. Своей любовью он продолжает делиться и со всеми нами. В его работах есть совершенно уникальный взгляд на жизнь, присущий только горцу – взгляд с высоты птичьего полета. Магрез Ильич – поэт родной земли и поэт зимы в Осетии.

Мадина Атаева, искусствовед

Мне близок причудливый мир Магреза Келехсаева, он напоминает прозу Габриэля Гарсиа Маркеса - все эти фантазии, все такое несбыточное, недосказанное.  Его картины напоминают о Франции XIX века, о далеких от Парижа пригородах. Работы Келехсаева – это большая проза, большие романы, наполненные любовью.

Аким Салбиев, режиссер

Магрез Ильич не боится экспериментировать, работать с новым цветом, новой формой. Он, по возрасту и по сути – патриарх осетинского изобразительного искусства – дважды принимал участие в международных симпозиумах «Аланика». И оба раза – с блеском. Мне кажется, невероятное чувство времени, умноженное на талант, и делает его работы такими яркими, востребованными, интересными.

Директор Северокавказского филиала
центра современного искусства Галина Тебиева

ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

Любимые женщины Магреза Келехсаева: Эмма, Каролина, Кристина

Персональная выставка Магреза Келехсаева в Москве, в Союзе художников России

Москва, Выставочный зал СХ России, 2015.

В Национальной научной библиотеке РСО-Алания

Снег забывает, что он снег,
Когда на нём от крови пятна
Снег забывает, что он снег,
Когда потери безвозвратны.
Ребенок может на войне
Забыть о том,
Что он ребенок.
Но не забудут и во сне
Отец и мать
Его глазенок.
Не забудь своих детей, страна,
Стала детским садом им война.
Посреди летающих смертей
Можно все забыть,
Но не детей!
Забудет подо льдом вода,
Когда она была в заливе.
Но не забудет никогда
Россия,
что она — Россия.
Пускай забудут города,
Как их бомбили
Но лишь бы люди никогда,
Что они ЛЮДИ,
Не забыли!
Не забудь своих детей, страна,
Стала детским садом им война.
Посреди летающих смертей
Можно все забыть,
Но не детей!

Е. Евтушенко

ХАРУМ ТАКАЗОВ

Воспоминание очевидца

Вспоминает Таказов Харум Алиханович (1932), доктор филологических наук, профессор кафедры осетинского и общего языкознания СОГУ, заслуженный деятель науки Северной Осетии (1992). Читать далее...


ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

Харум Таказов: «К родному языку нужно относиться столь же трепетно и бережно, как к родной матери...»

Профессор Харум Таказов с подростками из Турции, специально приехавшими на историческую Родину для изучения осетинского языка.

 

ХХХ

Герман Гудиев

СОРОК ПЯТЫЙ
За хлебом шел, себя жалея,
и, стоя в очереди, спал,
и пахла улица шинелью,
и креозотом старых шпал...
И все мы в очереди—братья,
и сестры в очереди—все...
Отремонтированы парты
и стены в школе по весне!
Отец вернулся с фронта гордый—
в медалях весь, со скрипом хром...
А по раздолбанным дорогам
везли мазут, металлолом...
А в коридоре— керосинка,
в углу, в мешке, сушеный жом,
и в керосинке что-то сипло
шипело: «Будет... проживем...»
В кастрюле борщ варился постный,
на капле масла жгли блины,
но люди были чище, проще—
страна прошла сквозь ад войны!
И мир как чудо принимая,
шел каждый честным в скромный дом,
шел в рост в колоннах Первомая
и не волынил за станком!
И было в тесноте не тесно,
делились самым дорогим,
и фронтовой сердечной песней
желали счастья молодым!
И, как знакомая старушка,
неслась «полуторка» вдали,
но было чище, проще, лучше
жить не на сотни—
на рубли!..

УРУЗМАГ БАСКАЕВ

Воспоминание очевидца

Вспоминает Баскаев Урузмаг Биболаевич (03.08.1943). Первый спортивный журналист Северной Осетии, актер, режиссер, заслуженный работник культуры РСО–А. Руководитель редакции «Гармония» Северо-Осетинской гостелерадиокомпании «Алания».

«Мы, родившееся в сороковые военные, конечно же, не помним войну. Но хорошо помним послевоенную разруху, голод. Тяжело было всем, особенно тем, кто потерял на войне кормильца. Мне было 3 года, когда мой старший брат вернулся с войны. Он радовался, что к его приезду у него родился братик. Я был 12-м ребенком в семье. Брат привез мне конфеты. И как мне рассказывали старшие, не зная вкуса конфет, я поморщился и выбросил ее, решив, что это что-то несъедобное. Ходили в тряпочной обуви, которую нам шили мамы и старшие сестра. Родители работали в колхозе и днем, и ночью. На ночные смены они нас, маленьких детей, брали с собой, чтобы не оставлять одних. Был и такой случай. Как-то раз мы с отцом ночевали в поле, в телеге. И я ночью проснулся от боли, плакал, кричал. Оказалось, меня за нос укусила крыса...

До сих пор мне забыть послевоенный трудовой подвиг односельчан. Пришедшие с войны без двух ног, без одной ноги, калеки, тяжелораненные работали денно и нощно, без устали. Вели себя так, как будто и не воевали, не совершали подвигов.

В школу  пошел тоже в тряпочных чувяках. И уже в младших классах вместе со всеми помогал взрослым. Работали и по дому, и в колхозе.

Несмотря на тяжелейшее время, несмотря на то, что почти с каждой семьи кто-то не вернулся с войны, вечерами после  работы во дворе собирались соседи и устраивали праздник: танцевали, пели, играли на гармошке... Радовались Победе, радовались тому, что живем в мирное время в свободной стране.

Учителями нашими были в основном участники войны. И было просто невозможно не любить их, не прислушиваться к каждому сказанному ими слову, не учиться у них жизни. Счастлив, что  рос и жил  среди таких людей, которые меня многому научили. Их нельзя забывать. Светлая им память!»

Родился Урузмаг Баскаев в Ардоне. Окончил Щукинское театральное училище (1968).
По возвращении в Осетию, работал в Северо-Осетинском государственном драматическом театре. Талантливо играл и главные роли, и эпизодические. С 1968 г. пробует себя в кинематографе в качестве режиссера фильма «Костры на башнях», одновременно сыграв и небольшую роль в этом фильме. В 1973 г. Урузмаг окончательно уходит в кино. Снимается в фильмах «Фарн», «Чермен», «Новоселье в будний день», «В горах реки бурные».  Работает в картине «Сюрприз» вторым режиссером, а потом – в фильмах «Семейная драма», «Во всем виновата Залина».

С 1984 г. Урузмаг Баскаев связывает свою судьбу с телевидением. Работает режиссёром информационной программы «Иристон сегодня», журналистом. Затем создается спортивная редакция, которую возглавил Урузмаг Баскаев. В эфир начинают выходить передачи «Осетия спортивная», «На ковер приглашается», «Звезды осетинского спорта». Сегодня он по-прежнему в профессии, по-прежнему пишет про спорт. Пишет на родном языке в газете «Рæстдзинад».
См.: Телевизионному мэтру Урузмагу Баскаеву – 60 лет // Сев. Осетия.– 2003.– 7 авг.; Урузмагу Баскаеву, человеку обеих частей Осетии – 70 // Республика.–2013.– 25 авг.; Байбародова Т. Урузмаг Баскаев: «Всю жизнь занимаюсь любимым делом...» // Северная Осетия.– 2018.– 3 авг.


ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

А мы не стали памяти перечить
И, вспомнив дни далекие, когда
Упала нам на слабенькие плечи
Огромная, не детская беда.

Татари Баскаев. Свердловская область. 1950–1952гг.

Урузмаг Баскаев с сестрой. г. Ардон, 1952 г.

Года пройдут, но эти дни и ночи
Придут не раз во сне тебе и мне.
И, пусть мы были маленькими очень,
Мы тоже победили в той войне.


«Костры на башнях»

Выступление во Дворце культуры г. Ардон, 1959 г.

Профессиональный путь Урузмага Биболаевича отмечен «Золотым микрофоном» за большой личный вклад за развитие телевидения Северной Осетии и множеством других наград. Но самым главным он считает звание почетного гражданина Ардонского района. Ардон был и есть для него самый лучший город на Земле. Здесь его отцовский дом, родные, друзья детства, одноклассники, здесь его называют просто и уважительно: «Наш Урузмаг».


На съемках художественного фильма «Чермен». Тбилиси, 1969 г.


«Чермен» 1970 г.


Урузмаг Баскаев и Николай Саламов, народный артист СССР


Первый спортивный журналист Северной Осетии Урузмаг Баскаев и Олимпийский чемпион Сослан Андиев


Казань. 2009. 1 июля.


Урузмаг Баскаев, Феликс Хамикоев, Хаджимурат Гацалов


Урузмаг Баскаев, Бибо Ватаев, Михаил Пуговкин и Тотиков


Художественный фильм «Во всем виновата Залина»


В Национальной научной библиотеке


Работа в газете "Рæстдзинад" – это мой шанс по-прежнему рассказывать читателям о лучших людях Осетии, представляющих спорт, искусство, литературу.


Заслуженная награда - медаль «Во Славу Осетии» из рук Главы РСО-Алания В.З. Битарова

ХХХ

Детям войны посвящается...

А мы не стали памяти перечить
И, вспомнив дни далекие, когда
Упала нам на слабенькие плечи
Огромная, не детская беда.

Была зима и жесткой, и метельной,
Была судьба у всех людей одна.
У нас и детства не было отдельно,
А были вместе — детство и война.

И нас большая Родина хранила,
И нам Отчизна матерью была.
Она детей от смерти заслонила,
Своих детей для жизни сберегла.

Года пройдут, но эти дни и ночи
Придут не раз во сне тебе и мне.
И, пусть мы были маленькими очень,
Мы тоже победили в той войне.

Р. Рождественский

БОРИС САБАНТИ

Воспоминание очевидца

Вспоминает Сабанти Борис Михайлович (1937), академик (1993), доктор экономических наук (1985), профессор Санкт-Петербургского университета экономики и финансов.

Родился в г. Орджоникидзе. В 1959 г. с отличием окончил Ленинградский финансово-экономический институт. С 1969 по 1972 г. работал во Всероссийском НИИ организации и оплаты труда в г. Косино. В 1976 г. вернулся в Ленинград и стал руководить ОНИИЛ финансово-экономического института.

Издал около десятка научных работ («Модель финансов социалистического государства», «Свобода, риск и гарантия для предпринимателя», «Финансы современной России» и др.). Принимает активное участие в международных научных конференциях; подготовил проект «Свободная экономическая зона» для Ленинградской области.

По приглашению ректора СОГУ Алана Огоева  в настоящее время работает в Институте развития регионов, созданном на базе СОГУ центре инвестиционного и управленческого консультирования.

Удивительно теплые, дружеские встречи с профессионалом с большой буквы и просто человеком, мудрым, добрым, щедрым, состоялись в библиотеке в рамках проектов «Современник» и «Вокруг одной книги» Борис Михайлович подарил библиотеке целую коллекцию раритетных книг, которые заняли достойное место в Отделе Редкой книги. Спасибо!

Наша огромная благодарность Борису Михайловичу и за участие в общероссийском проекте «Моё детство – война»

См.: Талантлив во всем // Слово.1997. 5 сент.; Резник О. Борис Сабанти: как нам избавиться от бедности и от славы региона ворующего? // Пульс Осетии.

В 2018 г. в мини-типографии ННБ РСО-Алания была издана книга Бориса Сабанти «Годы и люди». Одна из глав посвящена послевоенному Владикавказу. Борис Михайлович вспоминает о своем военном и послевоенном детстве:

Школа и послевоенный Владикавказ


ФОТО ИЗ ДОМАШНЕГО АРХИВА

 

Дом в с. Дигора, где родился Борис Сабанти. Левую сторону дома во время войны занимали немцы...

Год 1938-й. Маленький Борис растет под мирным небом в цветах, любви и ласке... Через три года война... Великая Отечественная

1938-й год. Годовалый Борис с сестрой и братом

«Я верю, что в снимках нечётких Останутся жить на века
Мальчишки в солдатских пилотках
Со званием сына полка».

«Его я узнал не из книжки —
Жестокое слово — война!
Прожекторов яростной вспышкой
К нам в детство врывалась она».

«Смертельными тоннами стали,
Сиреной тревоги ночной...
В те дни мы в войну не играли —
Мы просто дышали войной».

Не смотря на бедность и безмерную боль потерь, люди радовались победам Красной Армии, и вечерами после тяжелого изнурительного труда во дворах играла гармонь...

Зулун каст,
Ӕфхуард дзурд,
Седзӕргӕси сау бон –
Цин нӕ зонис,
Дигори зӕнхӕ?

Барис Сабанти

Къонайы хъарм ...

Женщины моего села... Красивые, скромные, мудрые... Это они вынесли на своих плечах неимоверные тяготы неимоверного тыла, испытали мучительную горечь ожидания... Это их вера помогла сыновьям выстоять, пройти через огонь сражений, победить и вернуться домой с Победой…

Низкий им поклон!

ХХХ

Пройдут года. Седой, усталый,
Полмира обойдя, я всё ж домой вернусь...

Б. Сабанти

В отделе краеведения Национальной научной библиотеки. Проект «Вокруг одной книги»

Борис Сабанти на встрече с читателя в рамках проекта «Современник» в Национальной научной библиотеке РСО-Алания.

Дни науки в Национальной научной библиотеке

Научные работы Бориса Сабанти

Детям войны посвящается...

Жестокое слово — война

Его я узнал не из книжки —
Жестокое слово — война!
Прожекторов яростной вспышкой
К нам в детство врывалась она.

Смертельными тоннами стали,
Сиреной тревоги ночной...
В те дни мы в войну не играли —
Мы просто дышали войной.

Сменила весёлые горны
Симфония крови и слёз,
И круг репродуктора чёрный
Нам вести суровые нёс.

В читальнях, притихших и тесных,
На отмелях книжных морей
При свете коптилок железных
Шуршали листы букварей.

С оркестром февральской метели,
Как вестники праздничных дат,
Мы песни недетские пели
В палатах ослепших солдат.

Мы метили вдовьи калитки
Тимуровской алой звездой.
И были, как золота слитки,
Румяна картошки пустой.

Землянки. Теплушки. Заводы...
Со мною они и теперь —
Четыре мучительных года
Надежд, обретений, потерь.

Бараков, продрогшие стены,
Пронзённые ветром дворы,
И горькие лики священных
Открыток военной поры.

Я верю, что в снимках нечётких
Останутся жить на века
Мальчишки в солдатских пилотках
Со званием сына полка.

Пройдя перекрестки крутые,
Судьбе мы молиться должны —
Седые мальчишки России,
Спасённые дети войны.

А. Иоффе