logo

М О Я    О С Е Т И Я



АМАЗОНКИ НА ТЕРЕКЕ
Драматическое либретто для горской музыки в 3-х сценах
(по Геродоту)

СПРАВКИ

Амазонки упоминаются еще в греческой мифологии в подви­гах Геркулеса. По свидетельству историка Геродота, на Кав­казе на реке Термадоне существовало царство воинственных женщин-амазонок. Мужчин в свою среду не допускали. Раз в год они сходились с ними. Девочек от этой связи оставляли у себя, а мальчиков бросали их отцам.
Гуриев Гагудз рассказал нам «легенду» про башню Дзлат (на берегу Терека близ сел. Эльхотово), где некогда жили жен­щины,— тоже не допускали мужчин;— пробрался к этим жен­щинам смельчак, влюбленный в одну из них, стал сватать ее; затребовали калым из ограбленных быков; тот пригнал их, но пал, весь изранен стрелами; его похоронили с почестями, а бы­ков зарезали на поминки.
Эта легенда напоминает несколько известную историческую песнь о Куцыке Азджериеве и немного уклад жизни амазонок.— Я далек от мысли считать амазонок осетинками. На Тереке жи­ло много народов. Не утверждаю и того, что Термадон — Терек. У осетин «дон» значит и вода и река, но смысл «Терма» неиз­вестен. Для нас важно, что у осетин, хоть и смутно, сохрани­лось предание или, вернее, понятие о царстве женском.
И мне на Тереке родном,
Когда его разлились воды,
И шум от них стоял кругом,
Санят — поборница свободы,
Явилась в сумраке ночном.

И ты, свободный женский мир,
Хату и Схара молодая,—
Весенний, полный страсти пир,
И в шуме тостов, гимнов, лир,
На миг их встреча роковая,—

Когда вдали и лес дремал,
И степь была во сне глубоком,
И месяц с высоты сиял,
И только песнь об Одиноком
Бессонный путник запевал.

 

 

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Берег.  Терека  близ   Дзлиата.  Весенний   вечер. Амазонки.   Юноши. Пир.

Ф и д а р. Но, почтенная Санят,— все же не то,— когда на пире нет богов: нет тостов в честь их! Гимнов! Молитв! Не зна­ешь, откуда начать и где кончать пир!
Санят. Кто же вам мешает?
Ф и д а р. Боги не в почете у вас!
Санят. Но гости в почете!
Ф и д а р. Табу, Санят! Это не подлежит никакому сомнению! Лучшим украшением вашего стола является необыкновенное радушие ваше к гостям!
А д и. О Санят! Было бы преступлением сказать что-нибудь против вашего приема!
Голоса. Верно! Верно! Табу! Табу, Санят!
А д и. Мне кажется, здесь скорее оплошность Фидара! На месте старшего я бы давно запел!
Санят. Ну!
А д и. Гимн Афсати!
Голоса. Гимн! Гимн Афсати! Ади! Фидар! Фидар! Ади!
А д и. С разрешения Фидара.
Фидар. Да падут щедроты его  на  нас!
Г о л о с а. В два голоса! В два! В два!
А д и. Слышишь, Фидар? Фидар. Идет!
Ади. Итак, Санят! (Берет чашу, поет, ему вторят.)

Воззри же с высоты, Афсати дальнозоркий,—
И нам пошли скорей удачу на туров.
Ты укажи их нам на зелени высокой,
Окутанных густым покровом облаков!

И встречному дадим мы часть добычи нашей!
И в сумерки тебя за светлым очагом
С гостями вспомним мы и ляжкою и чашей,
Рога повесим мы в святилище твоем!

За что же гневен ты? Или мы в праздник чистый
И тушами туров не вспомнили тебя?
Не льется в честь твою наш голос серебристый?
И пива хмельного не пили мы рога?

Голоса. Милость Афсати! Милость его! Фидар! Ади!
Ф и д а р. Да будут на нас щедроты старого Афсати! (Пьет.)
А д и. Да будет милость его! (Пьет.)
Ф и д а р. Огонь горит в крови моей, и знаю теперь, в каком месте пира мы стоим! Не правда ли, Санят?
С а н я т. Прекрасный гимн! Я страшно увлекалась им в мо­лодости, но теперь, если бы я верила в богов, я бы сказала иное.
Ф и д а р. А что?
Санят. Обидетесь!
Ф и д а р. Ну!
Санят. Обидетесь!
Голоса. Нет! Зачем обижаться? Спой, Санят! Просим!
Санят. Заткните уши! (Берет арфу, играет и поет.)

Приветствую я вас, высот небесных боги,
За то, что среди вас не водится богинь,
И, верно, потому вы с женщинами строги
И сделали из них безропотных рабынь.

Веками в вашу честь мы поднимали чаши!
Как часто резали вам жертвенных быков!
А вы за то сковали мысли наши
И если раб упал под тяжестью неволи,

И если раб упал под тяжестью неволи.
Владелец говорит, что если бы на то
Всесильных не было богов небесной воли,
Они не видят ли его?

Тупик Фидар?                                                          

(Глубокое молчание.)

Ф и д а р. Гром поразит тебя!
Санят. Не тебя!
Фидар. Обожжет и нас!
Санят. На небе ни единой тучки. Плывет луна! Воздух вес­ны обнимает нас, и так приятно слиться со всей природой жи­вой, мыслящей, реальной. Да здравствует она, единый гений жизни! (Берет чашу, встает, за нею все.)

Когда красавица весна,
Сверкая, новой жизнью веет,
И холм на солнце зеленеет,
Пестреет луг, цветут леса!

Шумит разлитый Терек злой
И блещет неба свод высокий,—
От Цми до Дзлата амазонки
Справляют праздник годовой!

Привет же вам, ты, вешний мир,—
И ты, родная нам природа!
И царство женщин и свободе
В вечерний дружественный пир.

Где принимали мы гостей,
Красавцев юных и отважных,—
И с ними вас, абреков страшных,
Но наших доблестных друзей,—

Бежавших так же, как и мы,
Под сень густых, тенистых хвоев
От старых дедовских устоев,
Как дуновения чумы!

И в этот праздник годовой,
И в это новое свиданье
Фидару дам я за вниманье
Родного пива нуазан свой.

(Передает чашу Фидару.)

А д и. Я думал, Хату, что женщины умеют только гнать са­могон!
Х а т у. Я тоже!
Фидар (берет чашу). Этот тост, Санят, примиряет меня с твоим «приветствием» богам! Но природа слепа! Она нема, Са­нят! Она не объясняет ужасов болезни и смерти.
Санят. Не объясняют и боги! Но мы на пире, Фидар!
Ф и д а р. И должны веселиться, Санят!

Благодарю за чашу я
Тебя, Санят, и дев прекрасных!
Вся жизнь моя от пиров ваших
Очарования полна.

Красивы девушки в боях,
Когда врываются верхами
В ряды противников с мечами,
С улыбкой яркой на устах,

Где стойко в шашки бьетесь вы,
Противник ищет лишь спасенья
И, полон страшного смятенья,
Роняет стрелы и мечи!

И в темный лес, за реки мы
Коней гнедых безумно гнали!
Мы жадно с вами встречи ждали
На бреге Терека-реки!

За праздник ваш! За сей прием!
За блеск очей, как небо ясных,
Созданий юных и прекрасных
Мы жадно эту чашу пьем.

Х о р. Пейте. Пейте вы!                   
Чашу глубокую вы осушите!
Пейте вы до дна!
Юный красавец—беспечный рубака,
Ты рубака злой,—
Если он пьет еще пиво хмельное,
Пьет он, пьет еще!
Сердцу красавицы жизни дороже!
Жизни, жизни всей.

Фидар (пьет и передает чашу Ади). Здравный тост, Ади, как скаковая лошадь! В любую сторону! Тост принадлежит всем товарищам!
А д и (берет чашу). Правильно! Прекрасный тост, и «табу» тебе, Санят! Гремит ли гром,— я за твое приветствие богам! Без всяких условностей. Да здравствует свободный глас любви!

Прости, Санят! Прекрасен пир,
Где льется пиво и веселье!
Где, как вечернее похмелье,    
Ласкает нас и вешний мир!

Весна и хмель волнуют кровь     
И будят чувства неземные,—
Когда им, девы молодые,
Еще сопутствует любовь!

Не ради ж пива и весны
Коней гнедых сюда мы гнали!
Полны страстей и сил, искали
Скорей вниманья красоты.

Сверкают молнией живой
Глаза Замиры и Ханифы,—
Но очи пламенной Зарифы
Смутили юношей покой!

Уже вечерняя луна
И звезды небо озаряют,
В томленье сладком замирают
Порабощенные сердца...

(Смех.)

Ф и д а р. Не обижайся, Зарифа! Он у нас немножко... того...
А д и. От любви! Фидар иногда бывает меток!
Зарифа. На приятную речь красавца не обижаются, Фидар!

Благодарю, Ади! Луна
И звезды небо озаряют,—
Но гости пить еще желают!
Но чаша все еще полна!
Еще когда не слез с коня,    
Еще до близкой этой встречи,
До этой сладкой милой речи,
Красавец, ты пленил меня.

Казалось мне, я вижу сны,
Когда вдали вы к нам летели!
Когда на пире нашем сели,—        
Цветы вы дивные весны!

(Забрасывает его цветами.)

А д и. О, жемчужина моего сердца! Я никогда не забуду этих слов! (Пьет и передает чашу Хату.) Алла-верды, Хату! Чего ты задумался?
Х а т у. Есть над чем...
А д и. На пире?
Х а т у. Где ты... (Берет чашу.) Почтенная, Санят! Я не по­клонник богов и не за что... Но напрасно, Ади, думаешь, что, если нет их, разрешается все.

Санят! Волнует пир меня,—
Но пир другой я вспомнил,— ратный,—
Где так сверкал твой меч булатный,
Где так гремели стремена...

Когда, отважная Санят,—
Ты била полчища Магога,
Где обошли нас силы Гога,
И нам осталось отступать.

Но там не знал тревоги я...
Но там я бился с наслажденьем...
А здесь... взволнован я весельем
И шумом мирного стола...

На пире этом в первый раз
Я, не в пример тебе, Фидару,—
Вчера я только видел Схару
Вблизи себя в счастливый час.

Когда без узд и без седла
Она в лесу верхом скакала
И на вечерний приглашала
На пир торжественный меня!

И кто взаимность с ней искать
При мне, юнец, найдется сильный?
Лишь брак спасителем единый,
А связь свободная... разврат!

(Смущение.)

Санят (смеется). Оба стреляют впустую! Не без увлече­ний, Ади, как и у вас, но дети чаще бывают здесь у замужних беглянок! Что же касается брака, Хату, то он у нас явленье ис­ключительное, а Схара еще молода! Не правда ли, Схара?
С х а р а. Неправда! (Смех.) Прости, Санят! Я не в первый раз вижу молодого безумца, как он меня! Непонятное чувство овладело  мною!

И если в нем играет кровь!
Меня действительно он любит,—
Быть может, он себя погубит,
Но мне докажет он любовь!

Пусть ищет он руки моей
И к свадьбе шумно речь он клонит,—
Когда в калым он нам пригонит
Табун  отобранных коней!

(Крики восторга, рукоплескания.)

Ф и д а р. Вот так!
А д и. Оборот!
Санят. Сумасшедшая!
Х а т у (стягивает пояс). Ничего подобного, Санят, и всяких удивлений, Фидар!

Я раньше утренних лучей
Устрою, Схара, дело это,
И пригоню вам до рассвета
Табун украденных коней!

(Крики восторга.)

Но может с пира на разбой
Спешу, девицы, я, смертельный,
Услышу, может, раз последний
Я голос песни воровской?

Х а н и ф а. Да! Воровская песня! Девицы, в круг!
А м а з о н к и (поют).

Юноши! Если любить нас хотите,—
Чаще стремитесь в опасный набег!
Только тогда вы от девушек ждите
Ласки сердечной чарующих нег!

Что за красавец, когда он боится
Свиста ли стрел или блеска меча?
Славу отважных иметь не стремится
В дальних набегах лихих никогда!

 

Нет здесь пощады ни женам, ни старцам!
Ходят народы чрез нас без конца!
Нас разоряют, и нашим красавцам
В частых набегах закалка нужна!

Фидар. Ну, юноши! Держись теперь, кто от набега!
А д и. Но разве мы можем пустить одного Хату? Чтобы в случае несчастья с ним нас заклеймили в песнях?
Голоса. Верно! Едемте все! В набег! Набег! На коней!
Х а т у. Тс-с! Не желаю ни с кем!

И брось, Ади, товарищ мой.
Гнедой ли конь да меч булатный!
Мне путь укажет месяц красный!
Вы, очи Схары молодой.

Ф и д а р. Напрасно!
А д и. Как хочешь!
С х а р а (подает Хату чашу).

И, отправляясь в дальний путь,
Прощаясь с нами в ночь глухую,
Ты выпьешь чашу ли хмельную,
На пир вернуться не забудь!

А д и (берет чашу).
Забуду ль я? За красоту!
За наш союз, младая Схара!
За вас, очей ли темных пара,—
Я чашу — дар невесты — пью!

Фидар. Стой! Так не пьют! Если не хочешь ехать с нами, пригласи Черного Всадника!
А д и. Конечно! Хату. Да! Черный Всадник!
Юноши (поют).

Черный ты Всадник! Незримо нам кажешь
Путь при набегах и ночью и днем!
Нам и добычу ты, верно, укажешь
В чистом ли поле, в лесу ли глухом!

В схватке удары от нас ты отводишь!
Наши же стрелы направишь в врага!
Нашу добычу ты с нами же гонишь!
Черный ты Всадник, будь с нами всегда!

 

СЦЕНА ВТОРАЯ

Тот же берег. Те же лица. Бурная ночь.

Санят (входит быстро, за нею юноши). После такой беше­ной скачки, Фидар,    приятно освежиться!    (Наливает    чаши.)
Ф и д а р. Табу, Санят!
А д и. Не мешает!
Ф и д а р (берет чашу). Великолепный пир и в соседнем об­ществе, Санят! Я в восторге от него! Но старуха несла вздор...
Санят. Как?
Ф и д а р. О собственности, о вреде ее и даже преступности!
А д и (берет чашу). Глупая старуха!
Санят. Да, не совсем права!
Ф и д а р. Совсем не права, Санят! Мой дом достался мне от предков и перейдет к потомкам! Со мной живут прадед, дед, отец, братья и сестры. У меня по целым годам живут дальние родственницы. Целые недели по праздникам у меня пирует уще­лье,— а кунацкая полна гостей даже в будни. Сам я дома бы­ваю редко, больше в гостях или набегах,— но, чтобы я дом от­дал кому-нибудь,— обществу или народу? Никогда! Я лучше сожгу его! Табу, Санят! (Пьет.)
А д и. Или я коня! На моем коне, Санят, считают за счастье сидеть лучшие наездники, родичи и даже чужие,— и чаще ездят, чем я! А пусть кто-нибудь возьмет его для общества или народа! Я скорее убью его или продам, куплю быка, угощу соседей, дру­зей, гостей. Семья моя из такого быка не съест и четверти то­го,— как чужие. Табу, Санят! (Пьет.)
Санят. Значит, частной собственности нет?
Ф и д а р. Как нет?
Санят. Твоим домом больше пользуются чужие,— как ко­нем или быком Ади!
Ф и д а р. Но все же дом мой!
А д и. И конь мой!
Санят. Титул владения!  Пустой звук!
Ф и д а р. Как пустой? Да знаешь ли, Санят, что за этот пу­стой звук режутся народы?!
А д и. Да, еще как.
Санят. Значит, старуха несколько права! (Отходит.) Ау!!
А д и (Фидару). Здорово нас сажает в лужу!
Ф и д а р. Дьявол отводит разум!
3 а р и ф а (вбегая). Мы наряжали, Санят, к свадьбе Схару!
Санят. Сумасшедшие!
С х а р а (входит, одета невестой за нею девы). Как я сча­стлива, Санят! Я готова обнять весь мир и тебя первую! (Обни­мает Санят, берет чашу, хочет говорить.)
А д и (улыбаясь). Не рано ли, Схара, оделась ты невестой? Петухи кричат, а Хату все нет!
Схара   (печально ставит чашу на стол и садится). Да...

За тучей скрылась ты, луна,
И вся природа изменилась...
И радость Схары омрачилась...
Моя не светится звезда...

Красивый юноша! Тобой
Прекрасен только мир для Схары!
В груди моей восторг и чары
Лишь возбуждает образ твой!

И я завяну, как цветок,
Лишенный солнечного зноя,
Как ляжешь мертвый в ночь разбоя
На вешний бархатный лужок...

Но нет! Взойдет еще луна!                     
На лоне сказочного мира                      
Возьмешь ты снова чашу пира,            
И страстно взглянешь на меня!

С а н я т. Вот оно, девичье сердце! Весенний день! И солнца луч и дождь грозы! (Берет, улыбаясь, Схару за руки).

И хороша же, Схара, ты!
Под взглядом юноши сгорая,
Ты расцвела, как роза рая,
Как наши горные цветы!

Но ты глупа, мой друг, еще!
Не знаешь, как мужья жестоки...
Как наши ласки и упреки
Они не ставят ни во что...

Была я замужем сама...
За то, что раз к гостям без шали
Ошибкой вышла я, ударил
Мой муж нагайкою меня...

Сорвала я с него кинжал!
Проткнула б сердце без сомненья,
Когда б Алхаст в одно мгновенье
Моей руки не удержал!

А как любила мужа я!
Красавец с пылкою душою...
Не раз Инал прислал за мною,
И скоро смерть его взяла...

О них ли думать, Схара, нам?
Мы здесь их дочек оставляем,
А всех мальчишек мы бросаем,
Еще малюток, их отцам...

Схара.   Оставь, Санят! И так во мне
Сомненье радость омрачает...
Меня предчувствие пугает,
Что не вернется он ко мне...

                 Скажи, Фидар,— не слышал ты
В степи, в горах ли топот дальний?
Хату, быть может,— крик прощальный
В глуши ужасной темноты?

Фидар.   Нет, Схара...
Разлитый Терек все глушит,
Брега и камни размывая...
Но верю, Схара молодая,—
Что к нам Хату уже спешит.

Не раз, отвагою томим,
В объятья смерти он бросался...        
Всегда с добычей возвращался
Он, Черным Всадником храним.

А д и. Я шутил, Схара! Я тоже думаю, что нечего бояться за Хату! Он заворожен! Стрелы летят от него, а мечу он недо­ступен! Впрочем, может быть все!
Схара. Но если кто сразил Хату.
Я кровной мести не забуду!
Я черной, дикой кошкой буду
Искать убийц! Я их найду!

Хоть воет буря и темно,
И далеко еще до света,
Зачем невестой я одета,
Когда, быть может, нет его?

(Срывает с головы покрывало, хватает меч).

Ф и д а р. Ну, товарищи, едемте все!
Голоса: Едем! Все! В набег! Коней! Искать Хату! (Шум.)
Санят (прислушивается). Тсс... Слышите?— Топот коней! (Все прислушиваются.)
Х а т у (быстро входит). Какая ночь! Привет!

Смотри, Санят, коней своих!
Они, быть может, стоят крови
Того, кто в знак своей любви
Пригнал на бурный Терек их...

(Крики восторга, рукоплескания.)

Фидар (обнимает Хату). Поздравляю с успехом, доблест­ный товарищ. Спасибо, что не посрамил лица нашего!
А д и. Молодцом, Хату!
Голоса. Свадьбу! Свадьбу! Давайте свадьбу! Санят! Схара!
С х а р а (быстро надевает покрывало).
Наездник доблестный, лихой!
Нет! Мне коней твоих не надо!
Мне дорога одна награда,
Что к нам вернулся ты живой!

И пред весеннею зарей
Полней, юнцы, налейте чаши!
Вы пойте, девы, песни ваши
На свадьбе Схары молодой!

(Шум, наливают чаши.)

Х о р.  Справляем  мы  свадьбу  в  полуночный  час!
И Сафа небесный, воззри ты на нас!
На   зорюшку Схару, грозу ли Хату!
Семь мальчиков дай им и дочку одну!

Санят (здоровается с Хату). Поздравляю тебя со свадь­бой, счастливый мальчик!
(Все поздравляют Хату и Схару.)

3 а м и р а. Послушай, Санят! Не слишком ли торопишься ты? Не находишь ли ты нужным спросить раньше, кто он такой?
Санят. Человек!
З а м и р а. Никто в этом не сомневается! Но если в царстве мужском он без рода, без племени,— без дома? Как говорят, песенный Одинокий?
X а н и ф а. Куда повезет он Схару, хотела бы я знать?
3 а р и ф а. Таких женихов найдется много!
С х а р а (гневно). Но мне не нужно ни рода, ни племени, ни дома его, ни даже царства мужчин!
3 а м и р а. В тебе говорит любовь, не рассудок!
С х а р а. Но мне не нужно и рассудка!
3 а р и ф а. Но почему же не спросить, Схара?
Ф и д а р. Поздно!
Голоса. Поздно! Поздно! Уговор! Свадьбу!
Х а т у (шатается). Оставь, Фидар...

Какая смерть!.. Прости меня,
Младая Схара — сон волшебный!—
Меня зовет не пир свадебный,
А смерть холодная одна...

Я думал, жизнь — волшебный сон,—
Весь полон сладких грез и чары,
И ласки юной, дивной Схары,
Но вижу я, она — лишь стон...

Еще на утренней поре —
Меня бросала в хлад сомнений...
И ныне вместо наслаждений
Открыла пасть могилы мне...

Фидар! В ущелий пустом
Меня зароешь утром ранним:
Я только гостем был незваным
И в царстве женском и мужском...

Схара (печально). Страшная речь...
Х а т у.   Умру ли я перед тобой,
Ты не смотри мне, Схара, в очи...      
Не видно в них во мраке ночи,
Насмешек жизни надо мной...

Да... я родителей не знал...
Мне в детстве мальчик кривоногий,    
Со мной поссорившись, сказал,—
Что я — подкидыш амазонки...

(Падает на пень. Все в ужасе подбегают к нему.)

Фидар (снимает шапку). Умер...
С х а р а (в ужасе). Как?
Фидар. Весь в ранах он... (Рыдает.)
Как кончен пир... ужели потому
Судьба так ревностно спасала от несчастья,
Чтоб вдруг сразил у самого порога счастья,         
Тебя, Хату...

(Отходит.) Я говорил, что грянет гром...
Санят (в слезах). Какой удар... Успокойся, Фидар... Что ж делать, когда не спас и Черный Всадник... Схара!
С х а р а (в ужасе). Смотри, Санят! И смерть моя
Заносит саван надо мною.
Снимите, девушки, с зарею
Наряд вы свадебный с меня!

Могильных дайте мне одежд!      
Мои вы косы заплетите!
Иль нет! Постойте! Подождите!..
Не похороны, девы, нет!

Вы правьте шумно свадьбу мне!
Устройте ваши хороводы!
Ведите нас в подземны своды,
Как молодых, назло судьбе!

(Хватает нож.)

Санят (хватает ее за руку). Что ты делаешь, безумная?

 

СЦЕНА ТРЕТЬЯ.

Тот же  берег. Те же лица.   Вдали курган.   Пир.

Санят. Сегодня — последний день нашего пира, Фидар, и мы должны провести его возможно полней, не правда ли?
А д и. Конечно! Как в прошлом году!

Прощайте, гости наши, вы!
Вас с болью сердца провожаем!
Но вас мы снова ожидаем
С приходом будущей весны!

О, божественная Замира,
Я никогда не забуду этих слов,   
Этой музыки.

3 а м и р а. Да!

Блеснет опять весенний день!
Вы утомитесь от набега,
И, вспомнив нас на лоне брега,
Вы посетите нашу сень.

Ф и д а р. О, почтенная Санят. Разве мы испытали в чем-ни­будь недостаток? Только печальная судьба Хату ошеломила нас...
А д и. Что ж делать? Не без того! Не нужно было ему быть слишком самоуверенным! А еще хуже ехать без товарищей! Но он умер славной смертью! Не в постели, как старик! Мы о нем уже сложили хвалебную песнь!
Санят. И споете?
А д и. Для чего ж сложили? (Берет чашу, как и другие.) Светлой памяти, Хату! Не думали мы потерять тебя так рано, дорогой товарищ,— когда (поет, ему вторят.)

Промчался ты в набег быстрее горной птицы,
Один в глухую ночь,— наживы не искал!
И не в постели ты — от ран, набега пал
За очи пламенной девицы!

Ты пал, как сын, достойный амазонки!
Смертельно раненный, ты свадьбу все ж играл!
Где Терека грохочет мутный вал,
Курган тебе воздвигли мы высокий!

Ф и д а р. Светлой памяти Хату, а тебе, Схара, небо пошлет успокоение! (Отливает несколько капель на землю. Пьет.)

А д и. Светлой памяти! (Отливает несколько капель пьет.)
Голоса: Светлой памяти! (Пьют.)
С а н я т. Славный Ади! И ущипнет и приласкает! Послушай, Схара! Ты опять расстроилась... Он не видит твоих слез и не даст ответа.
Схара. Да... Природа безответна...
Санят. Или сказала все?
Схара. Что?
Санят. Что вне общего личное счастье непрочно...
Схара. Жди равенства...
Санят. Или страдай до него!
Схара.  Ну что ж...

Вся жизнь — обман надежд,
И вместо ласк — нагайка друга...
Непонимание друг друга,
Насмешки дикие невежд...

Порою голод и чума...
Мечей сверкающих удары...
На шумном пире шуткой Схары,
Хату младого смерть сама.

Санят.Дитя мое, но смех невежд,
Но смерть отдельных лиц, народов,
И голод после недородов,
Любви утраты, крах надежд,—

Не стоят в жизни ничего!
Они лишь мусор у порога
Великолепного чертога,
Который строится еще.

Немало, Схара, в жизни гроз,
И много в ней безумных сшибок...
Досадных, ветреных ошибок...
Быть может, горя, может, слез...

И знаю я, любовь сильна,
И жизнь тебе сверкнула адом:
Родным общественным укладом
Не дорожишь, мое дитя...

И общих благ не ценишь ты...
Значенья их не понимаешь,
И в одиночестве срываешь
Ты ядовитые цветы...

Но ведай, глупая, заря 
Взойдет еще на небе ясном!
Блеснет еще в сиянье красном
Для Схары новая звезда!

Так туча, смерти тяжелей,   
Вершины гор внезапно кроет…
И гром гремит, и буря воет,
И гнутся сосны до корней.

Но час проходит и грозы!
Заблещет солнце, и верхами
В Дарьял с весенними лучами
Не раз опять промчимся мы!

С х а р а (в слезах). Была пора... И ей не быть... И конь мой осиротел в мире... и стрелы — вы, пернатые мои... и ты, булат­ный меч...

Прости, Санят... Осенним днем
Раз стая ласточек поднялась...
И лишь одна сидеть осталась
С разбитым бурею крылом...
И что же ей весенний луч                    ,
И улетающая стая,—
Когда ждала лишь, догорая,—
Покрова смерти или туч?

Санят. Ребенок! Думает, что ласточку сгубила буря... Мо­жет — крылья? Не умеете летать?
С х а р а. Не все ль равно...
Санят. Как будто нет... Стихия... и существо... как ты...
С х а р а. Тоже стихия...
Санят. Способная мыслить... Находить причинную связь...
С х а р а. Ну?
Санят. Каприз Схары! — Шутку с огнем! — Пожар!
С х а р а. Да... Безумная... (Смотрит на курган.)

Простишь ли ты? Моей виной
Твои разбилися надежды...
И вместо праздничной одежды      
Сырой оделся ты землей...

Ты видел, доблести кумир,
Как я со свадьбою спешила...     
Но ты не видишь, как сменила
На слезы я последний пир...

Но ты не видишь мук моих
На бреге, раньше полном мира,
Где вместо тостов шумных пира —
Печальный круг друзей твоих...

Где плач не старого отца
Разлитый Терек заглушает...
Не мать родная оглашает
Своим рыданием поля...

Настанет ночь, и боль друзей
Пройдет, и мир тебя забудет,
Но даже ночью помнить будет
Тебя лишь боль груди моей...

И не прощалась я с тобой,
Но жертве краткого свиданья
Я говорила — до свиданья,
Быть может, скорого со мной.

Фидар. Успокойся, Схара! Никакой твоей вины в смерти Хату нет! В ней сказалась только воля неба, судьбы, и даст те­бе забвенье только покорность ей...
С а н я т. Ну, да, Схара,— так нужно думать для усыпления совести...
Фидар. Но разве, Санят, ты не хотела жить с любимым человеком — и не очутилась здесь?— Мы не собрались на празд­ник,— и не справили похорон? Хату вместо свадьбы не попал в гроб? И против желания его и нашего не зарыли его здесь, под курганом, вместо дикого ущелья? И вместо веселья не плачем вновь?
Санят. Но это же, Фидар, не рок! Наше недомыслие! Ошибки! Бессилие!
Фидар. Не могли же здесь мы с вами воевать за тело Ха­ту! Гости должны быть скромны! Впрочем,— мы соображали кое-что другое...
Санят. Ну?
Фидар. Хотя бы то, что он... больше вам сродни...
Санят. Да, сын амазонки...
Фидар (смеется). Не больше?
Санят. Не понимаю...
Фидар. Не... не твой сын?
Санят. Кто?
Фидар. Хату...
С а н я т (встает). Что?!
Фидар. От мужа... подкидыш...
Санят. Ади!!!
А д и. В детстве мы называли его сын Санят...
Санят. И молчали?
Ф и д а р. Из приличия...
Голоса: Верно! Что говорить? Твой сын!
Санят (опускается на стул). Мой сын? В гробу?

И не увижу я еще,
Как стрелы молний летней ночи,
Его таинственные очи,
Худое смуглое лицо?

(Встает гордо.)

Да... я узнала, сын, тебя.
Красавец с пламенной душою,
Гоним, преследуем судьбою,
Был крепок ты, как я сама!

Простишь ли матери, когда
Она, теряясь в дни сомнений,
В объятья страшных потрясений
Легко так бросила тебя?

Мужчины прав лишили нас      
На их собрания являться...
Могли бы мыслями меняться...
Могли нас выслушать хоть раз...

Среди ужасной темноты
Блуждали мы от жизни этой...
И где ж найти мне мысли светлой,
Спасти сирот таких, как ты?

И нет, мой сын, не на пустом!
На месте видном и пространном
Тебя сложили под курганом
На бреге Терека крутом!

Как жертву дикости мужской
И их тупого эгоизма!
Их бесконечного цинизма
Над беззащитною женой!

Ф и д а р. Успокойся, Санят. Право, мы здесь ни при чем.
С а н я т. Но меня возмущает, что вы не хотите понять при­чину гибели Хату! Требуете, чтобы я примирилась с нагайкой! О, проклятье и тебе, природа! Как глупо ты создала нас!

Проклятье вам, ты, лес, и вы, поля!
Я так старалась знать язык природы вашей...
И вам не раз певала гимны с чашей...
И вам всегда вверяла я себя...

Но ты, зефир, и лес, и вы, цветы,—
Своей поклоннице жестоко изменили!
На шумном празднике торжественном лишили
Вы сил своих меня в сиянии весны...

И вы послали мне неслыханный урок,
Что вечер весь я праздник с ним играла,
И сына своего я все же не узнала,—
И мне пришлось на миг поверить в рок...

Мой сын... (Плачет.)
Схара (срывается с места). Оставь! Санят!    Ты ли пла­чешь?
А д и. Успокойся, Санят! Прошлого не вернуть... Ты же гово­рила, что последний день пира мы проведем веселей!
Санят. Пустое! Проведем! Сильнее  рока мы! Минутное сомнение не рассеет моих убеждений! Разве любить человека или человечество не одно и то же? И разве не люди мы? Не сумеем, когда заблудились, повернуть круто? Лезгинку!

(Бешеная лезгинка. Схара  смотрит  вдаль. Санят, смеясь, объясняет
что-то Фидару.)