М О Я    О С Е Т И Я



Статьи

ПИСЬМО    И 3   О С Е Т И И

Жизнь и факты сказали уже, что стремле­ние к просвещению в Осетии, особливо же в Дигории, значительно стало падать. Бывало, например, юноши, по окончании сельских школ, целыми группами отправлялись дер­жать вступительный экзамен в местные сред­не-учебные заведения; в этом же году число их было почти что незаметно, а из горной Ди­гории никто и не показался. Мне хотелось бы отметить причины, вызвавшие в Осетин столь неожиданную и столь печальную перемену. Мне кажется, перемена эта вызвана разоча­рованием осетинского народа в своей так на­зываемой интеллигенции. Осетинская учащая­ся молодежь по окончании средних и высших учебных заведений вступает в жизнь без вся­кой, так сказать, духовной и нравственной подготовки к ней. У нее нет ни твердой веры в святость призвания человека, ни высоких священных идеалов, во имя которых она мог­ла бы идти вперед, просвещая край родной. Народ ясно увидел это и разочаровался в сво­ей интеллигенции, а вместе с тем потерял вся­кую охоту отдавать своих детей в «ученье». «На что тебе образование? — говорит обык­новенно отец своему сыну.— Много уж этих образованных: да кто, скажи, из них принес пользу не только народу, а даже своим роди­телям? Бедный отец истрачивает свое состояние на сына, а он,когда станет человеком, оставляет его и живет себе где-нибудь припе­ваючи. Ты вот лучше работай дома: есть у нас, слава богу, чем работать — лошадь с ар­бой, волы с плугом. Чего еще нужно тебе?»
И сын, выслушав отца, покоряется ему и ос­тается дома.
Вот причины, вызвавшие вышеотмеченную реакцию. Но где меры против нее? Нужны просвещенные общественные деятели, проник­нутые святостью в призвание человека; нуж­ны люди высокого закала, с пламенными ду­ховными мечами...
«Сейте разумное, доброе, вечное,
Сейте,— спасибо  вам  скажет сердечное»
осетинский народ, и тогда только он пойдет с охотою и доверием учиться.

 

К ДОКЛАДУ Г. ЦАГОЛОВА

«ОБ ОСЕТИНСКОМ СТИХОСЛОЖЕНИИ»

Первое печатное слово по вопросу об осетинском сти­хосложении принадлежит перу поэта Георгия Цаголова. В своем тщательно обработанном докладе, прочитан­ном на одном из заседаний Осетинского историко-фило­логического общества, а затем напечатанном в «Извес­тиях Осетинского института краеведения», Г. Цаголов упорно, но тщетно пытается доказать неприемлемость тонического стихосложения для осетинского языка. Ис­ходную точку соображений можно при этом охарактери­зовать следующим образом: краткие гласные на осе­тинском языке не могут быть ударными, ибо они под ударением не приобретают длительности долгих; долгие гласные, наоборот, не могут выполнять роль равносиль­ных кратким по природе. Не русский ли язык, на кото­ром ударение, действительно, всегда бывает на долгом и никогда на кратком, вводит в заблуждение Г. Цаголова? Судя по тому, что он пользуется методом срав­нения русского языка с осетинским, такое предположе­ние можно считать уместным. Но в таком случае Цаго­лов впадает в двойное заблуждение: во-первых, частно­му случаю, вытекающему из отличительных свойств, при­дается им значение общего, во вторых — ударение и долгота признаются выражением одного и того же понятия. И то, и другое противоречат законам логики. Если уда­рение на русском языке неразлучно с долготой гласных и не совместимо с краткостью последних, то это не зна­чит еще, что точно так же должно обстоять дело и на других языках. Осетинский язык в этом отношении представляет из себя нечто противоположное русскому — здесь краткие гласные, не приобретая длительности дол­гих по природе, могут быть ударяемыми, выполняя в стопе роль долгих по отношению к своим собратьям — неударяемым кратким; долгие гласные, наоборот, не ста­новясь равными природным кратким, могут выполнять роль кратких по отношению не только к ударяемым долгим, но и по отношению к ударяемым кратким. Вот здесь-то и находится камень преткновения, через который не сумел перешагнуть Цаголов достой­ным образом. Ниже все это докажем на опытах, а пока и целях более правильного разрешения затронутого воп­роса, выясним взаимоотношения долготы, краткости и ударения. Долгота и краткость вообще — два различных признака, несовместимых в одном и том же предме­те в одно и то же время.
Долгота и краткость существуют во времени и про­странстве независимо от ударения. Оно, ударение, по отношению к ним является самобытным, не подчиняю­щимся их понятиям. Цаголовский подход к выяснению взаимоотношений долготы, краткости и ударения, явля­ется, таким образом, неосновательным. Опыт —мудрый судья. Посмотрим, что скажет он по поводу всего ска­занного нами выше.
«Комы уад дзыназы...»
Этот стих представляет из себя хорей, ничем не отли­чающийся от русского хорея, ибо в роли ударяемых вы­ступают долгие гласные, роль же неударяемых выпол­няют краткие.
«Мæй нывæнды тын къæдзæхтыл...»

В этом предложении мы имеем случай стечения одних кратких слогов. Попробуем на минуту согласиться с Цаголовым, утверждающим, что краткие гласные не могут быть ударяемыми. В таком случае разбираемое нами предложение,  не  имеющее   в   своем  составе   ни  одного  долгого гласного, должно читаться без ударения. Неле­пость такого понимания вещей понятна сама    по себе. Если мы иногда  при произношении  какого-нибудь осе­тинского слова затрудняемся поставить ударение на оп­ределенном слоге, то этого нельзя сказать по отношению к целому предложению. Всякое предложение, в котором мы укладываем ряд слов для выражения определенной мысли, приобретает тенденцию иметь ударение на опре­деленных местах. Слово, не имеющее, по-видимому, ни­какого ударения   вне сзязи с другими  словами,  стано­вясь членом предложения, стремится к той жетенден­ции. Стало быть, и данное предложение, повиняясь за­конам речи — повышению и понижению голоса, должно иметь   свои   ударения.   Повергнув  его  скандировке,   мы увидим, что оно представляет из себя стих хореического строения.
Мæй ны | вæнды | тын къæ | дзæхтыл... (—      )
Роль долгих пс отношению к неударяемым кратким выполняют в данном случае ударяемые краткие. Ника­кого насильственного подведения последних под ударе­ние, вопреки утверждению Цаголова, при этом не наб­людается. Права хорея не нарушены; ритм чувствует себя дома — самим собой. То же самое мы можем наб­людать и при случае стечения одних долгих:
 —        —         —           —
Нал  у | абон | уазал, | нал...

Ниодного краткого гласного в составе этого стиха нег. Это обстоятельство, однако, не мешает ему быть хореем, в котором роль кратких по отношению к ударяемым дол­гим играют их собратья — неударяемые долгие. Надо заметить, что неударяемые долгие при этом не настолько видоизменяются, чтобы считать их равносильными при­родным кратким. Но это явление не чуждо и русскому языку:
  —          —          —            —
Был  на | казан | злой па | лач...»

Во второй стопе этого стиха неударяемое гласное «а» произносится почти так же кратко, как осетинское краткое «аз»; нельзя то же самое сказать относительно того же гласного в третьей стопе, где оно играет ту же роль—
роль неударяемого. В самом деле, нельзя читать «пæлач» вместо «палач»—такое чтение навлекло бы на нас обвинение в уродовании русских слов. Русское гласное выявляет здесь подобие с осетинским гласным в том
случае, когда последнее выступает в стопе в роли не­
ударяемого.                                        
Рассмотрим теперь случай, когда стопы составляются смешанно:
           —          —            —           —
 «Дæ мад | ау ба | уарзтай | нæ бæс | тæ...»

Этот ямбический стих представляет из себя смешан­ный вид первых трех уже рассмотренных нами слу­чаев— случай с ударяемым долгим и с ударяемым крат­ким (первая стопа), случай стечения долгих (вторая и третья стопа), случай стечения кратких (четвертая стопа). Если каждый из этих случаев, отдельно взятый, не противоречит законам тонического сти­ха, как это видно из предыдущих опытов, то не может оказаться антитоническим и данный случай, выявляю­щий их смешанно-объединенный вид. Остается еще один случай — случай, когда в стопе роль ударяемого слога по отношению к неударяемому долгому выпол­няется кратким гласным.
    —                   —                    —                      —
«Дард  у  мæ | фæндаг,  зæ | гъsy дын хæрз | бон...» (—         )

Во второй стопе этого дактилического стиха средне­му неударяемому долгому гласному предшествует уда­ряемый краткий слог. Такое положение вещей, невоз­можное с точки зрения Цаголова, неизбежно и вполне реально вытекает из некоторых свойств осетинского язы­ка: при встрече в стопе гласных—ударяемого краткого и неударяемого долгого — каждый из них стремится к сохранению своей независимости; вопрос, стало быть, надо разрешить не в этом, в другом смысле: приемлем ли такой случай для стиха тонического. Тоническое сти­хосложение основано на слогоударении. Оттого, что в стопе роль ударяемого будет выполнять, в данном слу­чае, краткое гласное, права тонического стиха не нару­шаются— слогоударение на осетинском языке независи­мо от долготы и краткости гласных. Данный случай, од­нако, можно назвать не вполне удачным: при встрече в стопе гласных — краткого и долгого — желательно, что­бы ударение падало всегда на долгий—легкость стиха от этого будет в значительном выигрыше.
Рассмотрев случаи, с которыми приходится иметь де­ло осетинскому стихотворцу, попробуем заглянуть теперь в горнило народного творчества.

«Къуæтти, | къуæтти, | къуæзæ  | нæг. (—     )
Ухсти  | фийбæл | дæ зæ | нæг». (—     )
«Айс æй,  | аназ | æй». (—      )

Первые два стиха сложились среди молодежи Хри­стианского селения по адресу одного косноязычного пар­ня; третий стих взят из осетинской застольной песни. Что же мы видим? Из горнила народного творчества выброшены стихи хореического строения — первые два стиха представляют из себя случай стечения одних крат­ких, третий стих —случай выявления смешанного вида. И это не случайное, не исключительное явление — осе­тинское народное творчество вообще стремится, главным образом, в лице своих песен к проявлению тонического стиха. И Коста Хетагуров, направив свое высоко худо­жественное творчество по руслу тонического размера, был прав; обвиняя его в этом отношении в слепом уче­ническом подражании Пушкину и Лермонтову, Цаголов делает досадную ошибку.

 

ИСТОРИКАНАМ

В последних номерах газеты «Горская жизнь» напечата­ны были сначала «Сводка исторических сведений об осе­тинах», затем несколько «тоже исторических» заметок под общим заглавием «К истории осетин и кабардинцев». Ав­тор «сводки», помимо ни на чем не основанных, неведо­мо откуда взятых «исторических» сведений, пересчитал целую галерею осетинских царей.
Странно... Осетины говорят, что у них не было ни ца­рей, ни князей, ни ханов, ни богдыханов. То же самое говорят и ученые, изучающие таинственную, как они любят выражаться, осетинскую нацию. Откуда же мно­гоученый «историк» — автор «сводки» — взял осетинских царей? Правда, были у осетин предводители, избирае­мые народом во время войны или опасности, но как только война сменялась миром, избранный вождь слагал с себя по требованию народа диктаторские обязанности. Да если бы осетинский народ управлялся царями, остался бы до сих пор хоть какой-нибудь след царизма — княжество, узденство или дворянство, но, слава богу, у нас их не было, нет и не будет. В этом отношении осетины — счаст­ливый народ.
Не менее странное впечатление производит и чтение статей другого автора — Л. Степанова: «К истории осетин и кабардинцев». Никаких исторических сведений об осе­тинах не дает нам автор. Его «исторические заметки» все­цело посвящены взаимоотношению кабардинских и рус­ских правителей. Только к концу своих «исследований» он вспомнил об Осетии. «На арену политической борьбы за право своего лучшего существования, - читаем мы у него, — осетины выступали в 40-х годах 18-го столетия, возбудив ходатайство перед русским правительством об избавлении их от рабства кабардинского».
Странно... Осетины и кабардинцы говорят, что было время, когда они воевали друг с другом, но до полного подчинения какой-либо из сторон враждебные столкно­вения не доходили. Откуда же Степанов вытащил кабар­динское рабство для Осетии?

К СТАТЬЕ К. БУТАЕВА «ПРЕДПОСЫЛКА КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ В ОСЕТИИ»

На страницах газеты «Коммунист» от 7 июля появилась статья К. Бутаева «Предпосылки классовой борьбы в Осе­тии». Автор неправильно освещает затронутый им вопрос.
«В Осетии, - говорит Бутаев, - феодальные взаимоот­ношения были внесены кабардинским влиянием. Тагаурские алдары и в особенности баделяты - это создание кабардинских князей, некогда покорявших части Осетии - Тагаурию, Куртатию и Дигорию».
Откуда взялись эти исторические сведения, я не знаю, но мне известно, что малораспространенное мнение, будто кабардинские князья некогда покорили части Осетии, упорно отвергается как осетинами, так и кабардинцами. Профессор В. Миллер в своих «Осетинских этюдах» при­водит дигорскую песню, где говорится, что поход кабар­динских княжеских полчищ на Дигорию потерпел пора­жение и кончился бегством.
Целый ряд других народных сказаний повествует нам о периоде частых столкновений осетин Дигорского ущелья с дружинами кабардинских и балкарских князей, но ни малейшего намека о каком бы то ни было покорении в них мы не видим.
Народный эпос не мог обойти молчанием факт поко­рения одного народа другим.
Неправильно объясняет автор статьи также «феодаль­ные взаимоотношения в Осетии». Выходит, в Осетии были какие-то «тагаурские алдары» и «княжеские баделяты». Алдарами осетины называли князей Кабарды, Балкарии, Грузии и др., но у самих осетин не было и нет алдаров-князей. Очевидно, Бутаев имеет в виду те осетинские фа­милии, которые в период родовой вражды в Осетии успе­ли захватить значительные земельные участки и, объявив их своей земельной собственностью, брали за них аренд­ную плату в виде быков, баранов и других продуктов сель­ского хозяйства.
Заделавшись таким образом чем-то вроде помещиков, эти фамилии, в том числе и баделяты, завелись своими холопами, купленными у грузинских, кабардинских, ку­мыкских и балкарских князей. Вот то, что Бутаев называ­ет «созданием кабардинских князей и кабардинского влияния», забывая, что сам народ, народ осетинский, обере­гая свою независимость и свободу с оружием в руках, не знал и не испытал ни подчинения каким бы то ни было князьям или алдарам, ни сословного подразделения в исто­рическом смысле этого слова.
Тем не менее, баделяты и так называемые «тагаурские алдары» после покорения Кавказа поторопились объявить­ся к русскому царю с ходатайством о признании их осе­тинским высшим сословием, причем в качестве «истори­ческих документов» на это право они представили списки своих купленных холопов с добавлением к ним тех фами­лий, которые вносили им арендную плату.
Одним из таких списков является и та, найденная в Шанаеве, бумага Абисаловых, на которой, как на «исто­рическом документе», останавливается автор разбираемой статьи К. Бутаев.
Но факт, во-первых, обращения с ходатайством неко­торых осетинских фамилий к русскому царю о признании их высшим осетинским сословием и, во-вторых, отказ в этом должен был бы подсказать Бутаеву, что, очевидно, в Осетии не было ни высшего, ни низшего сословий, и что он в лице Шанаевской бумаги имеет дело не с «истори­ческим документом», а с претензиями, попытками пус­того человеческого тщеславия.

ЦИ  БЕГАРА ДÆБÆЛ ЕС?..
Уруссагау еу-дууæ дзурди ка базонуй, е дæр нæхе дигорон кенæ ирон æвзагбæл билæскъелтæ казнун байдайуй, ци æй, цæмæн гъæуй уæхæн нецæййаг æвзаг, зæгъгæ. Уотемæй ба, уотæ ка дзоруй, уонæн сæ фулдæртæ уруссагау сæ дзубандиаг кæрæдзебæл исбæдтун нæ фæффæразунцæ.
æвдесæн. Киристонгъæуи Октябри бæрæгбони митин­ги дзурдта Профессионалон цæдести номæй Варасани-фурт, хуарз зонуй дигоронау. Е ба уæддæр баздахтæй æма уруссагау самадта æ дзубанди. Кæмидæрти фегъуститæ кодта «штаб» æма «масштаб», фал си ка ци адтæй, уой нæ раргьавта æма никъкъуæрдта: «Да здравствует масштаб миро­вой революции — Коминтерн!»
Еуæй-еуетæ ин неци балæдæрдтæнцæ, ка 'й балæдæрдтæй, етæ ба ибæл фæххудтæнцæ.
æ мадæлон æвзаг, зонгæй æй дæлдæр ка фæккæнуй, уæхæнттæн мæ æрфæндуй зæгъун: «Ци бегара дæбæл ес, дæумæ ка игъосуй, еци адæмæн æцæгæлон æвзагбæл дзорун?»