ЭСКИЗ  I

ЧЕРДАК
В чердачной небольшой конуре
Неспешно в угол из угла
Владимир, голову понуря,
Шагал один. Ночная мгла
Давно царила вкруг него...
Давно бы, кажется, пора
Зажечь свечу... Но у него
Огарок догорел вчера...
А впрочем, свет ему не нужен —
Он книг давно уж не читает,
Работать к сроку он не должен —
Таких работ уж он не знает...
Бывало, в молодые годы
(Ему уж двадцать третий год)
Не знал он, труженик, свободы
Ни час под тяжестью работ.
Душой он пылкою владел —
Влюблялся, и стихи писал,
Недурно, говорят, он пел...
Играл на скрипке, рисовал...
Пройдя гимназию успешно,
Набрав мешок идей высоких,
В столицу прибыл и — потешно —
Спустя год, от идей он всяких
Здесь громогласно отказался...
И что причиною тому,
Что он над ними так смеялся,
Известно Богу одному...
Любил он первым быть всегда,
А потому и здесь старался
Быть им — хотя ему среда,
В которой он теперь вращался,
Была не по душе... сначала...
Ну, а потом... Потом он к ней
Привык. Она его умчала —
И стал он скоро первым в ней.
Теперь нигде он не учился.
Все дни он праздно проводил.
Он ни к чему уж не стремился
И в жизни цель не находил.
Все отвергать, над всем смеяться,
Везде искать лишь наслажденье —
Вот все, к чему теперь стремятся
Во всякий час его сужденья...
На деле же?.. Был верен им
Всегда, казалось, и на деле...
Зато он всеми был любим,
И первым был по крайней мере.
Сегодня что-то он не в духе —
Шагает медленно... грустит.
В его глубоком каждом вздохе
Как бы раскаянье звучит...
Он думал: «Горькое сомненье,
Когда оставишь ты меня?
Ведь сердцу лишь одно томленье
Приносишь ты... Я, как дитя,
Забытое в лесу, не знаю,
Куда идти, и плачу, изнываю...
Я счастлив был, когда надежды луч
Путь освещал всем моим стремленьям,
Когда искал ко знанью чудный ключ
Я неустанно с сладостным томленьем.
Я счастлив был, когда любить я мог,
Когда я веровал, молился,
Когда вопрос: «А что такое Бог?» —
Я задавать себе страшился.
Теперь смеюсь я над собой,
Я проклинаю род людской,
Я вижу всюду заблужденье,
Непрочность, мелочность всех дел,
Неискренность и ложь сужденья...
Служить себе — вот наш удел...
Теперь я только убежден,
Что я на свет затем рожден,
Чтоб в нем весь век свой пресмыкаться.
Чего хотел я доискаться?
Я б поспешил скорей убраться,
Убраться, да! Ну, а теперь?
Теперь еще я сомневаюсь,
И в спальню смерти смело дверь
Еще раскрыть я не решаюсь.
Сомненья, сомненья,
Как разрешить мне вас?
Томленье, томленье,
Покинь меня на час!
Момент ужасный, роковой!..
Припав пылавшей головой
К подушке жесткой, он закрыл
Глаза и как бы позабыл
Все горе участи земной...
И стало тихо все кругом...
Лишь дальний колокольный звон
Чуть слышно медленно вливался
В большие щели чердака
И в песню дивную сливался
С дыханьем тихим бедняка:
Дин-дон, дин-дон...
Колокольный звон.
Возвещает он
Христа воскресенье,
Грехов искупленье
И верным спасенье.
Всюду веселье,
Всюду лобзанье,
Радость кругом.
Дин-дон, дон...
И вдруг с пылающим лицом
Владимир быстро соскочил
С кровати и, став пред окном,
В восторге громко говорил:
«О, звуки чудные,
Живительные звуки!
Вы мысли дивные
Во мне сейчас родили.
О, звуки нежные
Приветствую я вас!
Ошибки прежние
Мне ясны в этот час.
На путь спасительный
Приводите меня;
Вы мир пленительный
Открыли для меня.
С усмешкой горькою
Смотрю теперь назад,
Я в жизнь высокую
Душой стремиться рад.
К Тебе, Спасителю,
Я обращаюсь вновь;
К Тебе, Учителю,
Сильна моя любовь.
О, сжалься, Всеблагий,
Над грешником, молю,
Он стонет — Ты внемли,
Дай руку Ты ему...»
И чудо — пал он на колени
И стал молиться горячо
Тому, Кого без сожаленья
Он отвергал... Его лицо
Теперь надеждою пылало,
В глазах светилася любовь,
И верой грудь его дышала...
Теперь он счастлив, счастлив вновь.
Он долго, долго так молился...
Дни прошлой жизни проклинал.
Душой он с небом примирился —
Его на помощь призывал...
«Да, чувствую разбитою душой,
Что воскресаю я опять,
Что жизнь иную, путь иной
Теперь способен я понять;
Что вера снова меня манит
С улыбкой ласковой вперед,
Что снова мыслью моей правит
Надежда, и со мной идет,
Обняв чарующей рукой
Меня, всесильная любовь!
Да, я воскрес, воскрес душой,
И для добра живу я вновь».
Вдруг дверь со скрипом растворилась
И с шумом в комнату ввалилась
Фигура тучная. «Ты здесь? —
Она спросила.— Экий бес!»
Владимир тотчас же узнал
Коллегу Гришку — болтуна.
Он был хотя оригинал,
Но больше будничный,— цена
Давно понизилась на них.
Они все учатся прекрасно,
Не запускают дел своих
И грош не тратят зря, напрасно...
Все говорят они красиво
О жертвах для народных нужд,
Но речи их звучат фальшиво —
Высокий идеал им чужд.
Их цель — быть крысой канцелярской,
Повелевать и быть рабом,
Владеть конями и коляской
И в Риме умереть потом.
Григорий
Ты что ж в углу-то здесь таишься,
Как филин днем в дупле своем.
Как он, ужель и ты боишься
Людей и света? — Ну, пойдем
И мы, пропустим что-нибудь...
Владимир
Не нужно. Водку ты забудь.
Вот лучше сядь, поговорим...
Григорий
Э, нет! Без водки угорим.
Ведь здесь, ты видишь, вечеринка —
И вдруг не пить, не пить на ней!
К чему ж она? Тогда овчинка
Не стоит выделки, ей-ей!
Владимир
К чему? Здесь силы молодые,
В одно сливаясь, созерцают
Те идеалы золотые,
Ради которых умирают.
Григорий
Перекрестись ты, иль отплюйся!
Кого ты видишь? Полюбуйся —
Уж не хочешь ли жить,
Чтоб весь век свой тужить?
Говорят, нужно пить,
Чтоб легко было жить.
Без девиц, говорят,
Парни жить не хотят,
Все грустят да грустят...
Ну, пойдем же гулять!
Владимир
Коль хочешь ты со мной сдружиться,
То оставайся здесь со мной.
А нет — так должен возвратиться
Туда, откуда ты явился,
Один — я не пойду с тобой.
Григорий
Ой, что ты, друг? Иль ты взбесился?
Откуда я сюда явился?!
Что говоришь ты? Ха-ха-ха!
Ты уморил меня со смеху —
Туда трусишки хоть всегда
Укрыться метят, но помеху
Заметив в складках, кружевах,
Спешат обратно впопыхах.
А я в среде своих друзей
Не заслужил названья труса,
И не отправлюсь в путь я сей —
Клянусь главою Эльборуса.
Владимир
Тебе не то я предлагал,
Но ты сказать мне повод дал —
По мне уж вовсе не рождаться,
Чем в этом мире пресмыкаться...
Григорий
Так те, по-твоему, умней,
Кто, жизнь оставив до рожденья,
Понятья лишены о ней?
Считаю лишним возраженья.
Каким же те умом владеют,
Кто посетить наш мир земной
Задумав, к нам не головой
Так опрометчиво влезают,
А пробуют сперва ногой...
И потому, что не по вкусу,
Должно, приходимся мы им,
Иль не желая свою душу
Обременять грехом земным,
На полдороге застревают...
Владимир
(тихо)
Несносный попугай!
Григорий
Но бабки путь их довершают...
Владимир
Ну, перестань, не продолжай!
Григорий
Таких догадливых немного.
Зато, кто дался нам живьем,
Тот здесь впоследствии, наверно,
С изобретательным умом
Бывает ведущим муллою
С достопочтенною чалмою,
Философом или... шутом.
Владимир
Как счастлив тот, кто был рожден
На свет с бесчувственной душой!
Григорий
Он был, наверно, принужден,
Когда спускался вниз главой,
Терпеть ужасное давленье...
И очерствел так, что лишенья
Его не могут поражать...
И он, верь, на своем веку
Не будет никогда держать
Отвесно нижнюю губу...
Владимир
Понять нет сил в нем одного —
Сейчас он на словах готов
Взбесить хоть черта самого.
Меж тем на деле он каков —
При виде дохлого цыпленка
Пульс бьется в нем, как у ребенка...
Григорий
Ну, что ж, друзья, пора, пойдемте,

Нам медлить вовсе не годится...
Владимир
К чему? Во мне уж не найдут
Того, кто б мог им пригодиться.
Григорий
Нет, без тебя не обойдемся,
И пир наш будет нам не в пир.
Владимир
Поверь, мой друг, мы не сойдемся,
И хмель наш уничтожит мир...
Григорий
Ты в сих словах неузнаваем.
Скажи, что сталося с тобой?
Владимир
Мы сами часто то не знаем,
Что представляем мы собой,
Хотя суемся мы вперед,
Чтоб показаться поскорей
В наряде модном иль — верней —
В наряде шутовском.
Григорий
Идет
К тебе твой разговор, мой друг,
Как ряса к чертику с рогами,
С чего ты называешь вдруг
Своих же братьев ты шутами?
Владимир
Своих  же братьев? Ну так всем
Скажи, что я не шут.
Теперь они меня уж тем,
Чем мнили, не найдут!
Григорий
Эх, братец, чушь не городи!
Что наша жизнь? Где цель ея?
И впереди и позади
Всегда мы видим лишь себя,
И, подчиняясь эгоизму,
Мы только пользуемся жизнью —
Найдем блаженство только в ней,
Наград и мук хоть и не жди
Вне жизни — чушь. На смерть смелей
Без страха всякого гляди...
И цель достигнем только ту,
Что превратимся все мы в воду,
В аммиак и углекислоту...
Владимир
Ты говоришь глупцам в угоду,
Но против совести своей.
Когда б других задач не видел
В мученьях жизни я моей,
Поверь, себя я б не обидел,
Поверь, играть жестоко мной
Судьбе б капризной не позволил.
И, чтоб достигнуть цели той,
Поверь, напрасно б я не вздорил
Так с окружающей средой.
Твердили мы всегда одно,
Меж тем как совесть нам шептала
Совсем другое.
Григорий
Друг, давно
Она к тебе в жильцы попала?
Ее вчера ты громогласно
Моралью школьной объявлял
И в область сказок отправлял...
По мне все это не согласно.
Быть не задумал ли софистом?
Добро — побалуйся себе,
Не отвергай лишь — эгоистом
Быть суждено всем и тебе...
Владимир
Все та же песня, тот же лад,
Нет искренности лишь в словах.
Все тот же холод в голосах.
В итоге тот же самый ад,
Хаос и слезки на глазах...
Нет, нет, пора нам согласиться,
Что существует мир иной,
Жить для того, чтобы кормиться,
Способен даже червь земной.
Я человек. Я создан Богом,
Ему подобен, Им любим,
К Нему стремлюсь я мыслью, делом,
Его я чту, я Им храним.
Он дал мне жизнь, ей — назначенье,
Он дал мне чувство, мысль и волю...
Лишь мне — венцу Его творенья —
Дары достались те на долю...
Он создал мир весь для меня,
И в нем я царствую всегда...
Я царь! Ужель теперь себя
Признать скотиной? Никогда!
Григорий
Не мучь же двух зараз... Теперь
Не время плакать... Ну, довольно,
Не то убьешь меня... поверь...
Владимир
Как! Ты еще жалеть умеешь,
Ты! Ты страдаешь за других.
Скажи, меня ты, друг, жалеешь?
Меня? Да, да? Ну, вот таких,
Таких-то я ищу людей —
Мне нужны люди — их найду,
Надеюсь я.— Теперь скорей
Пойдем... Я за тобой иду!..

 

ЭСКИЗ  II
ВЕЧЕРИНКА
Ну, вон вертится Веселовский —
Преглупый пошлый «оптимист»,
А вон с бутылкой, с папироской
Наш Хмуров — модный «пессимист».
Питомец «истинной науки»
Зубрилов вяло вон шагает.
Пришел укрыться здесь от скуки,
Но все-таки он здесь скучает.
На все научно он глядит —
Подводит всех под категории...
Старается всем угодить
И всем понравиться Григорий.
Уж не считаешь ли ты их
Защитниками идеалов?
Цена понизилась на них.
Они герои только балов,
Хоть говорят они красиво
О жертвах для народных нужд.
Ужель считаешь за поборниц
Вон тех уродливых позорниц,
Остригших жидкую косу,
С пенсне на вздернутом носу,—
Они галдят, что жизнь мила,
Когда живешь лишь для «науки».
Меж тем из-под ее крыла
Они высовывают руки,
Чтоб сцапать женишка скорей...
Оно приятней и верней...
В речах свобода, в песнях удаль,
В движеньях, в танцах простота...
Всего хорошего здесь вдоволь,
А в общем... в общем — пустота.
Ну, вот все «силы» этой залы,
К чему, скажи, они способны?
Их кровь, их мозг, их идеалы,
Поверь мне, очень низкопробны.
Ты видишь эту удаль в песнях,
В речах и в танцах простоту,
Но упускает в этих бестях
Их фальшь, их пошлость, пустоту,
Друг, поэтический твой взор.
Чтоб дать веселию простор,
Сочли все лучшим наряжаться
Постыдно в маски и кичатся,
Что так нахально надувают
Они друг друга. Забывают,
Глупцы, что шутовство — позор.
Вот, слушай, грянет хор.
Студенты, сходитесь
В храм дружбы скорей
И смело гордитесь
Единством идей.

Высоко бокал мой
Я поднял, друзья, —
За счастье родимой
Отчизны пью я.
Кто служит народу,
Кто любит из вас
Прогресс и свободу,
Тот выпьет сейчас.

За братство и свободу
Мы все готовы пить.
Ура! Ура!
Прогрессу и народу
Пора и нам служить.
Пора! Пора!

Всем бокалы давай,
Всем вина наливай,
Все их выпьем до дна —
Нам на то жизнь дана.

Жизнь была бы тошна
Без девиц, без вина.
С ними ж хоть и смешна,
Но не их то вина.

Час веселья лови —
Пей заморское вино
И красотку люби —
Ведь сгниешь все равно.

Жизни стухнет заря
И все кончится с ней,
Веселитесь, друзья,
Пейте водку смелей.
Всем вина наливай,
Всем бокалы давай,
Все их выпьем до дна —
Нам на то жизнь дана.

Меж тем Владимир наш сидит
Один без всякого участья.
На все уныло он глядит,
Как после страшного несчастья.

«Они поют — им весело,—
Он думал.— Ну, добро, добро...
Счастливые, они не знают,
Какие слезы вызывают
Своим концертом. Звуки, звуки
Безумно радостного пенья,
Зачем фальшивый смысл науки
Вам дан? Чтоб повергать в сомненье.
Как жалки те, которых увлекают
В мир заблужденья звуки за собой!
О, как они несчастны, лишь узнают,
Что безрассудно век сгубили свой».
X м у р о в
Друзья! Кто в жизни видит
Одну лишь пустоту,
Тот пусть со мной здесь выпьет!
Григорий
Ты что же песню ту
Поешь все да поешь?
Коль жизни ты не рад,
То в смерти мир найдешь.
Ты утопись! Эх, брат,
Кто в жизни муку видит,
Тот, верь мне, выпить любит.
И ради истины такой,
Пожалуй, чокнусь я с тобой.
(Чокаются и пьют).
X м у р о в
Жизнь все-таки пуста.
Григорий
О, да, конечно, да!
Веселовский
Позвольте речь сказать
Пред вами, господа,
Позвольте указать
На что-то.
Голос
Эй, сюда,
Скорей сюда все собирайтесь,
Эй, слушать речь приготовляйтесь.
(Ш у м.)
Григорий
Эй, скоморох, начни скорей!
Мы ждем уж чепухи твоей.

Голос
На стол его, на стол видней,
На стол — удобнее, ей-ей!
(Подсаживает его на стол.)
Григорий
Чего ты зубы скалишь,
Чего ты бельма пялишь?!
Начни же, говорят.
Веселовский
Прошу его унять,
Не то я речь свою забуду,
Иль вовсе говорить не буду,
И ничего вы не дождетесь.
Голос
Эй тише! Скоро ли уйметесь!
X м у р о в
Храните, господа,
Молчанье!
Зовите всех сюда.
Вниманье!
(Шум смолкает.)
Веселовский
Когда бы сладкозвучной лирой
Я в этот час мог обладать,
Я б вам с художественной миной
Мог кое-что здесь наболтать...
Но так как муза не приходит
Ко мне на зов мой никогда —
(Во мне, должно быть, не находит
Она талантов, господа),
То, за успех свой не ручаясь,
Я вас спрошу лишь об одном,
Вы, обходить его стараясь,
Поверьте, думали о нем...
Все обратите взор направо
И рассудите все вы здраво —
Откуда скукой веет,
И кто тому причина?
Не инок ли говеет
И ждет от Бога чина?
(Все смотрят на Владимира и смеются.)
Зачем далеко он игуменом сидит,
Зачем он общего веселия бежит,
Уж не глумится ль он над нами в этот час?
Владимир
Ты не ошибся, шут, признаться, в этот раз!
(Общий хохот.)
Веселовский
Прошу вас слушать, господа!
Смотрите все вы, все сюда.
Кто мог подумать, что глумится
Вот этот червь земной над нами.
Григорий
Тащи его, пусть копошится
Он здесь с бокалом между нами!
Голос
Смеется он, смеется, Несчастный ошибется.
(Несколько человек тащат Владимира.)
Голос
Ползи сюда, ползи сюда,
Возьми бокал, возьми — на, на!
Владимир
Беру бокал, но пить не буду,
Пока не выскажу свой тост.
Григорий
Пей за веселье, за свободу,
Чего же лучше — тост так прост.
Владимир
Нет, нет, позвольте — я желаю
К нему прибавить кое-что,
И что я в нем не разделяю,
Пред вами выскажу я то.
Голос
Ну говори же, говори.
Но только чушь не городи.
Владимир
Друзья! Сегодня мы ликуем:
Поем, пьем, в танцах здесь кружимся,
Развязно обо всем толкуем...
Ну, словом, все мы веселимся.
Веселье наше разделяет
«Студенчество» — почтенный гость,
Здесь «Дружба» громко предлагает
Нам всем несбыточный свой тост.
«Приличье» ласки расточает,
Хоть не волнует ими кровь;
С улыбкой нежной облетает
Порой нас скромная «Любовь»...
Но все ль довольны мы? Не знаем
Ужель еще чего желать?
Друзья, зачем же мы скрываем,
Что заставляет нас скучать?
Кого здесь между нами нет,
Всмотритесь и скажите — да!
Да, точно, «Искренности» нет,
И мы скучаем, господа...
Та «Искренность», что все живит,
Что силу «Дружбе» придает,
Та, без чего «Любовь» кривит,
Сюда к нам в гости не идет.
Да, не идет, и всё стремленье
К всему прекрасному, святому
Приносит нам одно томленье...
Мы здесь подобимся слепому:
Мы ищем равенства, свободы,
Мы жаждем братства и любви,
Но бесполезно тратим годы —
Их не находим, хоть они
Всегда меж нами, здесь — вблизи.
Пока нас «Искренность» не будет
Водить по жизненным путям,
Нас неудача всех погубит,
И цели не достигнуть нам.
Так призовемте же мы, други,
Скорей ту «Искренность» сюда,
Дружней протянем к ней мы руки,
Сольемся с нею навсегда.

И звуки дружного «ура»
Все залы мигом оглушили.
Казалось, разом все сердца
Невольно как-то вдруг ожили.
Ура, полней бокалы лейте,
Ура, за «Искренность» все пейте.
Сюда толпами все спешили,
И здесь за «Искренность» все пили.
Один в сторонке лишь стоял,
На всех с усмешкою глядел,
То был Неверов — не орал
И пить со всеми не хотел.
«Бедняги,— думал он,— не знают сами,
К чему стремятся, что хотят —
Хотят союза с небесами,
А сами адски так галдят...»
Лишь только звуки приутихли,
Владимир продолжал: — Достигли,
Друзья, мы — Искренность меж нами,
Теперь я смело обращаюсь
К вам с новым тостом и ручаюсь,
Найдется много между вами,
Кто верит свято в назначенье,
Кто верит в дружбу и любовь,
Кто верит в силу вдохновенья,
В чьих жилах не остыла кровь...
Неверов
Ищи, ищи, — ты много их найдешь,
Когда со свечкой днем нас обойдешь...

Вдруг хохот общий разразился, Владимир вспыхнул — в его жилах
Смертельным ядом смех разлился,
И выдержать он был не в силах.
«Скоты!» — промолвил он с презреньем.
«Скоты!» Но слов тех не слыхал
Никто. Вооружась терпеньем,
Владимир громко продолжал:
Владимир
Зачем бросать слова, не взвешивая их?
Душе чувствительной ведь больно так от них.
Неверов
Душе чувствительной! Смотрите, господа,
В нем завелась какая-то душа!
И смех, безумно дикий смех,
Вновь лица исказил у всех...
Довольный выходкой своей,
Неверов действовал смелей.
Неверов
А ну-ка, покажи ты нам ее, тогда
Тебе поверим мы... Ну, где твоя душа?
Владимир
Не удивишь, товарищ, никого
Бессмыслием нахальных фраз,
Их все, поверь ты мне, давно
Слыхали мы уже не раз.
Не лучше ль, чем обманывать себя,
Чем голос совести стараться заглушить,
Одни лишь пошлости везде трубя,
Быть тем, что есть, иль вовсе не дышать.
Не лучше ль, говорю, не лучше ль, господа,
Нам модным бесом не казаться
И, чтоб впоследствии не плакать никогда,
Подобным быть Творцу стараться...
Неверов
Никак ты Библию читал,
Когда сюда к нам собирался?
Тебя уж слушать я устал —
К чему за старое ты взялся?
Ты говори что поновее,
А нет — так пей вино скорее...
Голос
Устали слушать мы его,
Он все толкует, что старо.
Бокал взять нужно у него,
И в глотку влить ему вино...
Веселовский
Пусть продолжает — веселее
Всем будет нам — ну, продолжай!
Голос
Бис, браво, бис! Ну, продолжай!
Эй, тише, тише, не мешай!
Владимир
Я сказанное мной вам  проклинаю.
Я вижу, что высокое понять
Не в силах здесь никто. Я знаю,
У вас нельзя начитанность отнять.
Вы все умны — в том даже спору нет,
Не слушать вам, не мне давать советы.
Но вы смешны с таким большим умом,
Как бабы на тряпичном торге,
Когда в телячьем вы восторге
Мычите всем так громко лишь о том,
Что человек теленку брат,
Чему быть должен очень рад.
Голос
Ура, ура! Да здравствует оратор!
Неверов
Друзья! Не Бытия ль меж нами автор?
Я, признаюсь, не ожидал, Ч
то образ Божий носишь ты,
А нам, несчастным, Бог не дал
Его, как видишь, — мы скоты...
Голос
Да, да, скоты, скоты порой...
Пошел, скоты, на водопой!
Владимир
Так будьте ими — я иду,
Людей, быть может, я найду.

 

 

 

 

 

ЭСКИЗ  III
ЧЕРДАК

Чердак. Владимир не один —
С ним здесь Наташа. Не дурна
И не красавица она...
Он прежде ею был любим —
Любил и он ее тогда...
Ну, а потом? Потом, когда
В круг «либеральный» он вступил,
Когда он взгляд свой изменил
На жизнь, на женщин, на любовь,
Когда смеяться был готов
Над всем святым и благородным,
Когда возвышенных идей
Всю силу признавал бесплодным
В борьбе за счастие людей,
Тогда впервые зародил
В ней недоверие к себе,
А там... там скоро возбудил
И безучастие к судьбе,
Из-за которой так дрожала
Она, бедняжка, перед тем.
Не много нужно, чтоб затем
С ним встречи всякой избегала,
А с каждой встречей презирала
Его цинизм сильней, сильней...
Беседа коротка и вяла —
Нет капли искренности в ней.
И вот с обычным настроеньем
Она явилась на чердак...
(Он ей писал, что с нетерпеньем
Ее он будет ожидать.)
Пришла... Володю своего
Она теперь не узнавала.
Что с ним? Он бредит... Слов его
Она совсем не понимала...
Над чем вчера он так смеялся,
Что попирал всегда ногой,
Теперь так горячо старался
Он оправдать... Он был другой,
Другой!.. Наташа сомневалась...
Но стала верить уж в него...
Пришла в восторг... Уже решилась
В объятья заключить его,
Вновь полюбить, расцеловать —
Рванулась... но, оледенев,
Внезапно с ужасом назад,
Как от заразы, отбежала.
Воскресли ненависть и гнев —
Она от злобы задрожала...
«Несчастный!— тихо прошептала.—
Над жертвой твоего паденья
Тебе опять пора настала
Испробовать весь яд презренья...
Ну, что ж? Смелей, смелей вливай —
Во мне препятствия не встретишь.
Ликуй на славу — не зевай —
Меня уж никогда не встретишь...»

Владимир
Не отвергай души моей моленья,
Не отвергай, о ангел доброты!
В них много правды и томленья —
Внемли им, о, внемли им ты!
Тебе ль не ясно, дорогая,
Как я всей пламенной душой
Тебя люблю — любовь святая
Одна лишь руководит мной.

Он тихо подошел к подруге
Счастливых, но минувших дней,
И, нежно руку взяв у ней,
Поцеловал... Как бы в испуге
Слегка Наташа побледнела...
Минуту пристально глядела
В глаза Владимиру она...
Вдруг мысль ужасная одна
Ее сомненья притупила...
Презренье место уступило
Глубокой жалости к нему...
Но все ж... решила мстить ему —
Теперь, почувствовав невольно
Свое над ним все превосходство,
Ей стало и легко... и больно
За все их прошлое знакомство...
Внезапно хохот злобно-горький
Полился звонкою струей...
Он то стихал, то вновь собой
Он наполнял чердак убогий.
Владимир
Как! Ты смеешься?! Нет, не верю,
Играет радость то в тебе —
Ты радуешься, что потерю
Вернула ты опять к себе?
Да, так! Способна только радость
Одна смех громкий так дробить...
Какое счастье — да? и сладость,
Что я опять могу любить?
Наташа
Я узнаю теперь тебя —
Ты нездоров, бедняжка, болен?
Ты плохо чувствуешь себя?
Ты бредишь... Что-то не спокоен...
Ложись-ка лучше — отдохни,
Авось и бред тогда пройдет
И голова от чепухи
В сне избавление найдет.
Владимир
Не болен я — поверь мне, друг.
Наташа
Так что ж с тобой случилось вдруг?
Ты избегал всегда духов,
Поэзии муз пустословья,
Не признавал совсем грехов
И вел не от Адама родословье...
Ну, а теперь? Надень хоть рясу
И будешь знать, кто ты такой,—
Она пойдет к тебе, как к бесу...
Ну, брат, чудак же ты какой!
Прощай, шутник!..
Владимир
О, нет, постой! Постой!
Не смейся надо мной!
Дай мне все высказать тебе...
Наташа
Высказывай их <?> сам себе,
А мне их слушать недосуг...
Я не пойму их — плох мой слух.
Владимир
Нет, нет, постой — я умоляю.
Ведь ты неискренна теперь,
Ведь ты притворствуешь — я знаю.
Наташа
О, нет, я искренна, поверь.
Владимир
Ты говоришь? — Нет, непонятно.
Наташа
Я говорю ведь очень внятно.
Владимир
Ужель и от тебя сбежали
Святые чувства человека?
Наташа
Давно ль меня вы убеждали,
Чтоб стала дочерью я века.
Однако некогда болтать —
Сегодня мне необходимо
У многих нужно побывать.
Сюда попала так — шла мимо...

Владимир
О Боже, Боже всемогущий,
Ужель ошибся я опять?
Ужель опять я буду нищий
Умом и духом — как понять?!
Не мучь меня — я умоляю,
Ты видишь, как я изнываю,
Ужель не трогают тебя
Мои страдания?
Наташа
Дитя, Дитя ты — больше ничего.
Что за страданья?! Отчего
Страдать, не знаешь ты, возможно,
Ведь все, что толковал ты, ложно.
Владимир
Как! Нет, по-твоему, любви,
И чувств родства, и дружбы нет,
Нет даже нравственности, долга?
Наташа
Что толковать с тобой нам долго,
Пиши стихи и объяви,
Что ты художник и поэт!
Владимир
Так это лишь ничтожный плод
Пустых и временных привычек,
Меняющихся что ни год,
Как обувь на ногах детишек.
Так это платья лишь остатки,
Просящие починки каждый час,
Чтоб скрыть от любопытных глаз
Посредством обновленной латки
Старухи наготу несчастной,
Без всякой цели в них бродящей
В потемках по пути страданья...
Безумно жалкое созданье!
Сгинь, сгинь скорей! О, ты ужасна!
Наташа
О, не спеши, дружок, напрасно
Не горячись жизнь не бедна,
И счастье в ней найдешь всегда,
Когда ты будешь пировать,
Ловить веселья каждый миг,
Минут отрадных не зевать,—
Сам знаешь — много в жизни их.
Ведь глупо будет отказаться
От них, пока нам наслаждаться
Смерть позволяет... А когда
Подкосит зубоскалка нас,
И потеряем все из глаз —
Жизнь можем проклинать тогда.
Я переняла от тебя
Премудрость эту, и меня
Ты сам выслушивай теперь...
Я все запомнила — поверь,
Ты должен пользоваться, брат,
Судьбы случайною улыбкой.
Коли дает, так будь ты рад.
В ней нет души, для стонов чуткой,
Как песням, будет им внимать.

Владимир
И это жизнь! Так жить? О, нет.
Наташа
Ты слишком пылок, мой поэт,
И через то, поверь, не можешь
Прощать ошибки дуракам.—
Иль ты того понять не хочешь,
Что до тебя далеко нам?
Владимир
Зачем смеешься надо мной,
Ужель смешон я?
Наташа
Ну, друг мой,
Чтоб вдохновенью не мешать,
Считаю нужным убежать.

В дверях она остановилась,
Лукаво на него взглянула
Слегка головкою кивнула
И... звонким хохотом залилась...
Ее поступком пораженный,
Владимир долго без движенья
Стоял, как молнией сраженный.
«Ужель такого униженья
Достоин я за все былое,
О, провидение благое?
За что так тяжко наказанье?»
Когда пришел бедняк в сознанье,
Один он в комнате стоял —
Наташи не было уж с ним...
Мгновенно овладело им
Отчаянье — он простонал:
«Наташа!.. О, постой, постой,
Ушла!.. О, боже, боже мой...»
Он, как ребенок, зарыдал...
И быстро кинулся за дверь —
Ее уж нет — он опоздал —
Она далеко уж теперь...
Убитый, он назад вернулся
И стал по комнате шагать...
«Да, так теперь я буду знать,
Чего я верою добился!..
Чего хотел я? О, проклятье
И мне и всем, всем без изъятья!
Хотел я к Богу обратиться,
Хотел я веровать в Него,
Любить и чтить Его, молиться...
На помощь призывать Его.
Я счастье мнил найти в добре,
В любви блаженства я искал,
Я встретить мнил в людской среде
Сочувствье — ревностно я стал
Искать людей,
Своих друзей.
Весь тесный круг я обошел,
Но человека не нашел.
Осмеян, выгнан был я ими,
И вот стою на полпути
Я меж землей и небесами —
Не знаю я, куда идти.

Куда идти? О, Всемогущий,
Ужель я создан лишь страдать
И мучиться? О, Вездесущий,
То где ж Твоя-то благодать,
Где милость бесконечная,
Где правда, правда вечная?..»
В изнеможенье пал несчастный
В постель и тихо зарыдал...
Удел свой жалкий и ужасный
Он страшно, страшно проклинал.
Затем, вскочив как полоумный,
Он диким смехом огласил
Чердак свой низкий полутемный
И заорал, что было сил:
«Прочь, прочь! Не признаю я больше
Тебя — я мир Твой проклинаю весь...
Нет, я страдать не буду дольше —
Я перерву нить жизни... здесь...
А там? Там нет наград
И нет страданий,
Божок земли — он рад
Дать ход фантазии.
Какой ничтожный эгоизм,
Ума больного баловство! —
Шутить так пакостно всю жизнь
И ждать наград за шутовство.
Так, решено... Теперь возврата
На землю нет, а к небесам
Закрыты для меня все врата.
Устрою рай себе я сам,—
 Где нет печали, нет страданья,
Где нет и благ, где нет сознанья.
Надеюсь я успею в том,
Когда очнусь «в себе самом».
В себе самом!.. Пора давно...
<Ка>кая прелесть! Вот одно,
Что нам за мерзкий путь земной
Дано безжалостной судьбой...»
И он неспешно подошел
К своей шкатулке... отомкнул
И начал рыться... и нашел
Стеклянку темную — взглянул
И улыбнулся... «Вот и ключ
К вратам таинственным готов,
Момент, другой... остынет кровь
И... все исчезнет...
Бедный луч!
Зачем так радостно играешь
В струе прозрачной смертоносной?
Я понял все. Ты все уж знаешь?
<...> и рад, что в жизни гнусной
<Служит>ь мне перестанешь ты?
Прочь, зло всего земного! Прочь!
Зародыш жалкой суеты!
Ты мне понятен в этот час
С улыбкой ядовитой —
Тебя зову в последний раз
Ехидной плодовитой.
Чу, кто-то, кажется, идет...
Да, точно, точно. Но напрасно.
Во мне проклятье он найдет
Себе и всем... Ну, что ж?.. Прекрасно...»
Глаза его уже мутились.
Лицо бледнело, на губах
Местами пузырьки явились
Прозрачной пены... Лишь в дверях
К нему Григорий показался,
Как он, шатаясь, на него
С ужасным криком разбежался
И стал вон выгонять его...
Григорий никогда не видел
Еще Владимира таким.
«Скажи, чем я тебя обидел?
Каким поступком я своим
Такое заслужил презренье?
Иль ты меня не узнаешь?
Тебя обманывает зренье —
И ты того не сознаешь...»
Владимир
Ты кто такой?
Григорий
Твой друг и брат.
В л а д и м и р
Нет, нет! Ты щука иль карась?
Григорий
Я человек — бьюсь об заклад!
Владимир
Нет, нет — ты рыба.
Григорий
Вот те раз!
Владимир
А где ж хозяин ваш, где тот,
Кто в этом вас развел пруду?
Григории
В пруду? Я чувствую, как пот
На лбу холодный выступает.
Иль он, иль я — один из нас в бреду.
Но кто?— Один Аллах то знает.
Владимир
А нет его! Заснул он, загулял?
Быть может, умер — подавился,
Когда селедку доедал,
Ее он костью? Где ж он делся?
Григорий
Ох, не ладно что-то тут.
Владимир
Глупец! Зачем же он трудился,
Зачем устроил этот пруд?
Иль он безделья устыдился,
Иль мнил тем скуку удалить?
Иль был жесток так, что решился
Столь безрассудно утолить
Он жажду временную дела —
И вновь в бездействие зарылся?
Григорий
В глазах моих совсем стемнело...
Мой мозг служить мне отказался.
О ком ты, друг мой, говоришь?
Глотни воды — ты весь горишь...
Владимир
И вот плоды его творенья —
Позеленевшая вода,
Вонючий ил, смрад, зараженье,
И в них бродящие стада —
Смесь рыб, червей,
Лягушек, змей...
Григорий
О, Бог мой, разбери —
О чем он говорит — какой-то пруд...
И черви, змеи, рыбы  тут,
Лягушки квакают. Ну, что ж?
Какое дело нам до них?
Слова хоть разбираю все ж
Не понимаю смысла их...
Друг, что случилося с тобой?
Владимир
Ползи прочь! Проклят будь ты мной!
Проклятье передай мое
Жилищу смрада и заразы!..
Ползи же прочь! Лицо твое
Несносней гноя язв проказы...
 Пошел же прочь!
Григорий
Великий Бог,
Что с ним? С ума никак сошел.
Чтоб не остаться мне без ног,
Так уберусь я...
Владимир
Ну, пошел! —
(Григорий вышел.)
— Гады, гады!
Вы пресмыкаться даже рады...
(Больной лежит на кровати.)
Владимир терзается в сомнениях.
При таком душевном брожении к нему долетают отдаленные звуки колокола. Слышно пенье. Его это успокаивает, освеж<ает> душ<евные> силы, укреп<ляет> в нем веру, и он приятно засыпает.

 

 

 

Фатима
Чердак
Перед судом
Кому живётся весело
Плачущая скала
«Се Человек»