Page 10 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ
P. 10

В самом трагичном своем стихотворении «Мать  сирот» поэт
                  рисует такую картину:


                                          Коченеет ворон...
                                          Страшен бури вой...
                                          Спит на круче черной

                                          Нар, аул глухой.


                        Забытый Богом и людьми аул... Натуральное хозяйство... Здесь
                  пройдут   лучшие   годы   его   жизни,   бедные,   наспех   проглоченные
                  пытливым воображением, но это будет детство!
                        «Детство   —   бледное   виденье,   юность   —   бешеный   поток»,   —
                  скажет он, опускаясь в сумерки своей жизни, но, проклиная эту
                  жизнь,   он  останется   благодарен   ей,   как   был   благодарен   отцу,   о
                  котором писал: «Его я не только любил,  но обоготворял!  Таких
                  самородков, гуманнейших, честнейших и бескорыстных, я больше
                  никогда и нигде не встречал».
                        Мать   он   не   помнил   и   любил   как   бесценную   потерю   —   она
                  умерла   вскоре   после   рождения   сына...   Коста   был   отдан   на
                  воспитание   дальней   родственнице   по   отцовской   линии   Чендзе
                  Хетагу-ровой,   женщине,   по   воспоминаниям,   «золотого   сердца   и
                  доброго нрава». Он называл ее Гыцци.
                        «Гыцци сказала мне однажды: «Я знаю, где похоронена твоя
                  мать». Она взяла меня на руки и принесла в молельню святого

                  покровителя   Хетага.   Там,   на   могильной   плите   матери,   я
                  причитывал с утра и до вечера. Как-то она на себе принесла меня,
                  спящего, домой...»
                        По негласной этике горцев быть холостым взрослому мужчине
                  —  безнравственно.   Отец   вскоре   женился   на   злой   и   своенравной
                  женщине.   По   шершавым   законам   природы   мачеха   обожала
                  народившуюся у нее дочь и ревновала ко всему мальчика, жизнь
                  которого перед лицом небес была, конечно же, дороже ее куриных
                  инстинктов...
                        «В немом изумлении смотришь на это жилище. Оно едва ли не
                  самое   бедное   из   тех,   что   были   колыбелью   великих   поэтов»,   —
                  говорил   Ираклий   Андронников,   разглядывая   стены   и   жалкую
                  утварь сакли Хетагуровых.
                        В Наре Коста увидел горы, реки и облака, отары овец и табуны

                  лошадей, сенокос и охоту... Здесь он ощутил щемящий вкус родного
                  языка — слышал мудрые тосты, искрометные песни, таинственные
                  рассказы о небожителях, легенды о героях эпоса...
                        Порой   виденное   и   слышанное   образует   рабочие   узлы
                  жизненного   опыта   и   входит   в   сознание   как   нечто   само   собой
                  разумеющееся.   В   сознании   Коста   виденное   и   слышанное   было

                                                                8
   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14   15