Page 37 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

кулак, он собрал свой народ в «Пире нар-тов». Над чередой пирующих
танцует на ковше Батрадз — воин и герой, но если вглядеться в его
лицо, которое даже под пристальным взглядом «гуляет», как плазма в
магнитной буре, начинаешь понимать, что это лицо и есть тот
магический тотем, в котором плещется весь народ Осетии — с Первого
Дня Сотворения до бесконечности...

КРЕПОСТЬ ЭПОСА
Ушел из жизни, ушел, как сорвался глыбой в пропасть небытия
Азанбек Васильевич Джанаев. Удар был мощным — грохот и эхо мы
будем слышать еще долго, и их не перекроет шум времени...
Понятие художник имеет большую амплитуду. Личность Джа-
наева заполняла ее целиком, ибо это был художник-мыслитель
масштаба таких корифеев, как Сикейрос или Пикассо... Его любимым
европейским писателем был Кнут Гамсун; любимым композитором —
Скрябин, может, поэтому в лучших работах Джанае-ва суровый
реализм граничит с мистицизмом, а мистицизм, в свою очередь, с
космогонией, — художник в каждом своем полотне, приближаясь к
объекту, раздвигал его границы до бесконечности...
Главной темой Джанаева был эпос. Чтобы творить эпос, надо
обладать адекватной ему силой. Художник такой силой обладал.
История осетинской живописи и графики знает два имени,
воссоздавших в зрительных образах нартовский эпос как никто
другой: это М. Туганов и А. Джанаев. Туганов дал основу, несущую
конструкцию, — дух! Джанаев наполнил эпос плотью. Туганов —
первотолчок. Джанаев — развитие. Был еще Хохов, но атлетизм и
гипербола его рисунков были уравнением, слишком простым для
прочтения эпоса. Надо было копать глубже и ухватиться за корни, что
и сделал блестяще Туганов, а затем Джанаев, поставивший точку в
конце заглавного предложения...
«Хочешь, я со спины нарисую полуобнаженного человека и ты
мне скажешь, какой он национальности?» — сказал как-то он. Это
высший пилотаж. Спина — не лицо. Анатомия — не психоанализ. Но
Джанаев, этот чудотворец, мог двумя-тремя штрихами добиться такой
глубины и законченности, за которыми был виден не только талант,
но десятки тысяч часов вдохновенного труда, чтобы линия — элемент
формы, стала пространством содержания...
Его любительский фильм «Осетинская легенда» прошел по
экранам десятка стран как откровение. Все аксессуары, начиная от
нагайки и кончая интерьером сакли или натуры, выполнялись им
самим. Быт предков, тосты, костюмы, манеры, жесты были ему
известны до мельчайших подробностей, так, словно он сам —
создатель собственного народа!.. Но тогда как объяснить тотальное
проникновение в национальную ткань киргизского эпоса «Алпа-
мыш» или карело-финского «Калевала»? Пустынный жар Востока и

35