Page 176 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ
P. 176

тысячу лет, история Арана — это история человека в борьбе с морем и
                  вечного женского ожидания возвращения мужа-рыбака». В памяти
                  возникает рассказ Хемингуэя «У нас в Мичигане», в котором писатель
                  с ошеломительной простотой показывает нам мужчину и женщину в
                  недифференцированном единстве ИЗНАЧАЛЬНОГО... Он же пишет:
                  «Я   представляю,   как   эти   люди   могут  храбро   изгонять   ирландских
                  землевладельцев,   по   тому   мужеству,   с   каким   они   охотятся   на
                  ирландских акул». Вот вам отличный ответ на вопрос о социальной
                  состоятельности Флаэрти.
                        «Самым   яростным   противником   фильма,   выразителем
                  «общественного   мнения»   выступил   в   «Синема   Квотерли»   Дэвид
                  Шрайер: «Борьба человека с природой за то, чтобы добыть средства
                  пропитания,   сегодня   теряет   важность.   Борьба   за   интересы
                  человечества, отвлекаясь от того, что человек производит только для
                  себя,   —   вот   в   чем   сейчас   вопрос   жизненной   важности»,   —   пишет
                  Колдер-Маршалл. Есть ли смысл вступать в полемику с человеком,
                  который   говорит   об   интересах   человечества   языком   озабоченного
                  демагога, не видящего в частном общего и наоборот, не понимающего,
                  что буханка, выпеченная в походной печке, — из конвейера... Разница
                  здесь   для   художника   только   в   выборе   объекта:   в   первом   случае
                  решение   может   быть   конкретным   и   поэтичным,   во   втором   —
                  холодным и отстраненным...
                        «Когда   Флаэрти   решил   снова   поехать   на   Север,   чтобы   снять
                  фильм, многим могло показаться, что он уходит от событий в мире и
                  от реально существующих проблем дня. Но Флаэрти знал по личному
                  опыту, что тема его фильма, основной ее смысл будут злободневны,
                  ибо  в  послевоенном  мире,   раздираемом  ненавистью  и  классовыми
                  противоречиями борьба эскимосов за существование вновь заявляла о
                  ценности человеческой жизни», — писал Колдер.
                        «Ценность человеческой жизни» была для Флаэрти бесценной,
                  ведь со слов Ричарда Гриффита: «Он хотел, чтобы у всего, что дышит,
                  было свое место под солнцем». Гриффит называет Флаэрти «одним из
                  самых  трезвых   реалистов   человечества».  Этот  реалист  снял  фильм
                  «Земля» — жесточайший документ, полный нежности, горечи и гнева
                  за   судьбу   «Великой   Америки»,   сброшенной   в   пропасть   кризиса
                  гномами   капитала.   Колдер   вменил   Флаэрти   свой,   лишенный
                  классового подхода, взгляд на это явление. Он вменил ему мысль, что
                  «это   всеобщее   безумие   несли   с   собой   машины,   именно   они   были
                  врагом номер один для безработных, выброшенных за борт жизни
                  комбайнами и другой техникой, наводнившей поля». В конце концов
                  он объявил Флаэрти луддитом. Но чиновники министерства сельского
                  хозяйства,   заказавшие   фильм   Флаэрти,   увидели   в   нем   мазохиста,
                  наслаждавшегося ужасом, в причинах которого не могли разобраться
                  они сами — капающей десницей был каждый кадр этой ленты, один из
                  которых,   со   спящим   мальчиком,   перебирающим   пальцами,   по



                                                               174
   171   172   173   174   175   176   177   178   179   180   181