Page 172 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

лежать или плыть всегда была грация и никогда не было позы...
Мужчина в самом сног-сшиба-тельном и зубодробильном смысле
этого слова, он безумно нравился женщинам: и тем, кто не питал
никаких надежд, и львицам экстра-класса, уверенным в своих чарах и
неповторимости, как «роллс-ройсы», «мерседесы» и «феррари»... И
всегда до последнего вздоха был мужчиной, но никогда — бабником,
озабоченным вулканической потенцией — сексом для него в
абсолютной мере была литературная работа, рыбная ловля, охота,
добротный ром, толковый собеседник, космическое одиночество...
Творческие люди, и гуманитарии и технари, — почти все с —
комплексами. Флобер работал, погружая босые ноги в тазик с
холодной водой. Мужик до мозга костей, Джек Лондон через строку
галлонами дул молоко. Сэлинджер построил себе замок, наподобие
силосной башни, с толстенными стенами, чтобы не слышно было даже
мухи... Грешник Хемингуэй тазику с водой и молоку предпочитал
спиртное; где бы он ни был, чувствовал себя, как в родном доме и мог
писать, сидя в чреве стреляющего на ходу танка... Будучи
журналистом канадской «Торонто стар», он «рубил», тесал,
шлифовал, укладывал и подгонял блоки своих рассказов и романов
скальной твердости в тесных комнатках парижских окраин, в шумных
и не шумных кафе, бистро и ресторанах, не видя в упор ничего и
никого, кроме строк, в которых оживали персонажи, интерьеры,
запахи и цвета из галлопирующих пространств его завидной памяти и
фонтанирующего воображения!.. Работая на веранде своего дома в Ки
Уэсте, он был королем. В одном из отелей Нью-Йорка, уже будучи
знаменитым и состоятельным даже по американским меркам,
подвязывал к ушам старые очки шнурком, всегда и везде посылая в
самой грубой форме к испорченной матери менеджеров и
имиджмейкеров всевозможных компаний и фирм, предлагавших ему
солидные суммы за право использовать имя или фотообраз для
рекламы своей продукции... «От вашего пива меня тошнит!» — хрипел
он в трубку, даже если ни разу в жизни это пиво не пил...
Он никогда не занимался политикой; политиков, понимая их
необходимость, презирал, как бесчестных игроков человеческими
судьбами, изощренных коррупционеров, провоцирующих войны и
прочие виды насилия... Не занимался общественной деятельностью в
том виде и качестве, в каких ею занимаются трудолюбивые
бездельники, невостребованные ораторы, безымянные «спасатели
наций», чрезмерно серьезные социологи... Социологию он называл
наукой без определенного места жительства, ибо прошел через
бурелом жизни и в армейских ботинках, и в шортах, и в костюме, но
на выходе из ада — с ружьем. И поставил точку, развернув его на себя,
в предложении, в котором, как ему показалось, было слишком много
ошибок, кроме имени матадора из его «Фиесты», имени, где две буквы
«р» смыкаются в рукопожатии настоящего мужчины со смертью под

170