Page 182 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ
P. 182
наша праматерь, — говорит Феллини. Каких только женщин не
снимал он, но Сарагина у него рубенсовская, полубезумная, наивно-
коварная, пугающая и праздничная в танце, вакхическом смехе,
испускающая каждой клеткой тела и рвани на нем флюиды
неизбывного тепла, — это и есть женщина во плоти, в которой
угадывается и портовая шлюха, и мадмуазель Рекамье, и крестьянка
Коровина...
«Мир хижинам, война — дворцам», или «мир дворцам, война —
хижинам» — этот дуализм, любимый для вечно революционной
банды политических экстремистов, Феллини из плоскости проблем
переводит в плоскость дилемм, а дилеммы не решаются, они
регулируются, качество противостояния снимается в качество
«единства противоположностей», и сладкая жизнь в «Сладкой
жизни» Феллини не столько приговор «паразитирующему классу»,
как облегченно прямолинейно писалось нашей критикой в не столь
отдаленные времена, скорее, не современный, а на современном этапе
времени, экскурс, в Рим времен упадка — патриции и рабы своих
страстей здесь в одном лице. И Рим ли только? Любое пресыщение —
остановка, стагнация, смерть... И не обязательно в рыбаке над
мертвым морским чудовищем, выброшенным на берег волной, видеть
пролетария, а в чудовище — миазмы буржуазии... Для Феллини
человечество неделимо, — это один организм, и если этот организм
болен — он лечится, выздоравливает или умирает целиком. На эту
ступень видения поднимаются редкие политики. Феллини на этой
ступени обрел относительный покой и уже не озирался, ибо
следующая ступень могла оказаться химерой универсальных и значит
никаких умозаключений. Ступени ниже он уже прошел на «измах»,
начиная от фашизма, как апологии варварства до пресловутого
либерализма во всех его оттенках, — от синюшных до радужных...
«Человек — одинок и беззащитен», — говорит Феллини. В его
«Дороге» одиноки и беззащитны все персонажи: и кочующий циркач
Дзампано, рвущий усилием мышц стальные цепи, и его временный
ассистент, глуповато-придурковато-смешливая Джельсомина, и ее
знакомый дружок в ипостаси Арлекина, погибающий от волосатых
крепких рук Дзампано, — грубого животного, исторгающего волчий
вой, всем своим звериным существом ощутив потерю в Вселенной и ее
тверди в маленькой глупышке, делившей с ним тяготы и радости
вечной дороги в никуда...
Феллини неисчерпаем... Дети, которые перед сном со сладким
ужасом верят, что человек, изображенный на старом холсте, глубокой
ночью оживет и зашевелится — из пещер неолита, когда удар грома
мог убить самой непознанностью стихии... Желание женщины
отдаться, иначе она не примет воли самца, жреца, постановщика,
Зевса ее судьбы — божий выбор и такая насмешка над эмансипацией
и.игрой в равноправие!.. В судорогах задыхающийся от дыма
180