Page 184 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

музыку Нино в «Крестном отце», борода и очкастый квадрат
физиономии Копполы казались мне маской на коротких рогах
кентавра из Римини...
Фильм «Ночи Кабирии»...
Коротышка в ободранной горжетке, измордованная жизнью до
визга, все же верит в снисхождение небесных сил к бедным и
падшим... Жалкое лицо в еще не подсохших слезах после только что
пережитого — страшной мысли, что ее хотел убить человек,
объяснявшийся в любви, чтобы завладеть ее сумочкой...
«Такой же несчастный, как я сама! Все мы жертвы: и
преследуемые, и преследователи», — на крупном плане лица Кабирии
эта эпитафия, продирающаяся через вымученную улыбку, как беглый
каторжанин сквозь джунгли, обретает звучание всепрощения и
мольбы о человечности...
Феллини и Мазина... Он любил в ней всех женщин мира... А для
нее он был «множеством мужчин»... Это для публики и прессы. Не
увидев его среди многомиллиардного населения планеты, она ушла
вслед за ним... Здесь место и время остановиться и помолчать...
Кинематограф, со дня возникновения, при определенном ракурсе
и освещении всегда казался мне специфическим борделем — слишком
много в нем здоровых, веселых и не очень умных людей, спешащих и
разбогатеть, и потрясти мир рафинированным невежеством. Но к
счастью, есть в нем и работяги. Каждый кадр каждого фильма
Феллини пронизан эросом, незримо витающим везде, где есть хоть
капля жизни... Но нет обязательной атрибутики духовной нищеты —
порнографии. Есть смысл задуматься. Присутствие отсутствия не
снилось даже сказочникам. Феллини это сделать смог. Потому что это
сам Федерико, не расставшийся с чистотой и невинностью детских
слез даже на одре бессмертия!..

РЕПОРТАЖ ИЗ МАСТЕРСКОЙ

Два раза в неделю, в понедельник и в пятницу, в одиннадцать
ноль-ноль и в девять пятнадцать у подъезда Ордена Трудового
Красного знамени Всесоюзного государственного института
кинематографии останавливалась «Волга».
Из машины выходил мужчина среднего роста с ослепительно
белой головой. Четкой походкой кадрового военного, слегка
наклонясь вперед, будто только что поднял невидимых бойцов в атаку,
он входил в институт и поднимался на второй этаж в аудиторию номер
221. Там его с нетерпением ждали семнадцать человек из отдаленных
и близких республик страны, из близких и отдаленных государств
почти всех континентов мира...
Это был наш мастер — Роман Лазаревич Кармен.
Так и хотелось закричать: «Кармен! Черт подери!» Дамочки века
прошлого о таких говорили: «Интересный мужчина!» Мужики:

182