Page 28 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

горечью слез, замешанных на грубой, зияющей, как сквозная рана,
реальности жизни, пришелся по вкусу всем — и утонченным
эстетам, и людям, неспособным расписаться даже с помощью
услужливого чиновника... Близкая и понятная сердцу каждого
осетина, она обладала мощью, монументальностью эпоса и
откровением первой молитвы... Самые трагичные сюжеты

переливались вечно живыми и немеркнущими красками
неповторимости человеческой жизни... Бытовые зарисовки —
сочные, яркие, праздничные — предвосхищали буколическую
девственность провансальской поэзии. Стихи для детей были
писаны воздушной кистью смешливого пастушка... Птицы, звери и
животные его басен, казалось, вот-вот заговорят по-человечьи...
Гроздья тем создают целую и цельную картину жизни горцев в
развитии — от весны до осени, от рождения до смерти, от смеха до
слез, от надежды до отчаянья, от эпоса до мечты о будущем...
«Раздумье»... «Надежда»... «Желание»... «Тревога»... «Кто
ты?»... «Взгляни»... «Спой»... «Пропади»... «Прощай»...
«Без доли»... «Горе»... «Завещание»... «На кладбище»... «У
могилы»... «Мать сирот»...
«Шалун»... «Школьник»... «Будь мужчиной»...
«Весна»... «Лето»... «Осень» «Зима»...
«Песня бедняка»... «Сердце бедняка»... «Кубады»... «Всати»...
Сами названия стихотворений, не говоря уже об их содержании,
убеждают в первичной, оголенной, ранимой близости поэта к

своему народу. Мысли и чувства простых людей, возникающие в
колыбели нехитрого, но жестокого бытия, рождают искренность и
правдолюбие, присущие только детям природы... Такими и
предстают перед нами безвестные бедняки Коста, владеющие
непреходящей ценностью личного и коллективного мужества перед
лицом любых невзгод, потому что их человечность не изуродована
гончими псами корыстолюбия, чванства, высокомерия,
продажности, бесчестия и лжи...
Действие этой литургии могло разворачиваться только в
чистой, промытой солнцем и ветрами чаще гор, природы,
уничтожающей своим величием и вселяющей этим величием веру в
величие человека...
Да, собирая по крохам цветные лоскутки песен, притч, сказок,
поговорок и поднимая пласты Нартского эпоса, он промыл,

процедил и извлек из лавы народного творчества бесценные
самородки, переплавленные в горниле гения, каким явился он сам,
в слитки классической поэзии, в которой онтологически закреплен
жизненный опыт и пафос десятков поколений осетин... Более того,
он расчистил, развил и определил направление, по которому
должен вестись поиск в кладовых самобытного творчества его

26