Page 129 - МАТРОНА

казалась ей простой обыденностью. Стоя рядом с цинковым гробом, она испугалась вдруг, и
неожиданно для себя стала думать о смерти, как о беде, о наивысшей человеческой беде.
Любую другую можно преодолеть, как бы трудно тебе не пришлось, можно выстоять,
пережить, забыть, в конце концов… А смерть?
Это беда бед, их начало и конец.
Матрона не впервые присутствовала на похоронах, в селе умирали и раньше, но это был
первый случай, когда она примерила смерть на себя и отстранилась поспешно, словно
ощутив холод небытия, и поняла вдруг, что все ее страхи и опасения – мелочь рядом с бедой,
которая раз и навсегда перечеркивает все, чем жив человек. Теперь она торопилась, думая
только об одном: может быть, за время ее отсутствия, слушая людские пересуды, Доме начал
догадываться о том, чего сама она не решалась ему сказать. Она спешила, стараясь
высмотреть его в толпе и понимая, что настроение ее может измениться в любую минуту, для
этого не так уж много надо – чей-то косой взгляд, брошенное кем-то недоброе слово, и все,
конец, и, преодолев страх, она снова вернется к той мысли, с которой приехала сюда.

5

Во дворе Доме не было. Но не было и большинства родственников покойного, да и
односельчан было немного. Она увидела: за домом, на широкой поляне одни из них
расставляли столы, другие присматривали за котлами, в которых варилось мясо к
поминальному столу. Матрона постояла в раздумье и двинулась туда, надеясь увидеть Доме.
Парни подвозила на волах бревна и ладили из них скамейки к столам. Доме стоял чуть в
стороне от дымящихся котлов, разговаривал с мужчинами, которых она не знала. Женщинам
там делать было нечего, и Матрона остановилась, не осмеливаясь приблизиться к нему. Но и
повернуть назад она не могла. Ей нужно было подойти, перекинуться с ним хоть парой слов –
этого хватило бы, чтобы понять, знает он или нет.
Поведение людей, находившихся в доме, во дворе, и тех, которые были заняты
приготовлениями к поминальному столу, было настолько разным, будто они пришли не на
одни и те же похороны, а собрались здесь по разным, никак не связанным между собой
причинам. В доме были только женщины, и каждая из них старалась подойти, постоять у
гроба, поплакать, своими горькими причитаниями привлечь внимание собравшихся, а для
этого нужно время, и потому здесь не было ни суеты, ни спешки. В действиях же мужчин,
готовивших поминки, сквозило беспокойство, будто они впервые занимались этим делом и не
были до конца уверены, успеет ли ко времени свариться мясо, смогут ли они, не мешкая,
сразу же после похорон усадить людей за поминальные столы. Беспокоились и те, которые не
принимали участия в приготовлениях: им хотелось как можно скорее помянуть покойного и
отправиться по домам – пора была рабочая, и каждого ожидало какое-нибудь дело. Были,
впрочем, и такие, которые интересовались только поминками, только это их и волновало.
Матрона сразу же углядела старого пьяницу Бага и отирающихся возле него собутыльников.
Этим не терпелось сесть за стол, а до покойника им и дела было – сегодня один, завтра
другой…
Кола, бедняга, тоже суетился, бегал туда-сюда, боясь, что не все получится, как надо, и
эта бесполезная беготня помогала ему, наверное, забыться хоть на время, не думать о смерти
внука. Здесь же, неподалеку от мужчин, варивших мясо, стоял и сын Кола, отец покойного
Заура, стоял поникший, измученный, изнемогающий от усталости. Мужчины даже в горе
скупы на слезы, но оно непрерывно гложет сердце, и в отчаянии они стараются хоть чем-то
занять себя, как-то отвлечься.
Застыв у всех на виду, Матрона чувствовала себя неловко, но и двинуться с места не
решалась.
Доме стоял там же, беседовал с теми же мужчинами, по виду городскими и, значит, так