Page 130 - МАТРОНА

ничего и не узнал о себе – ни с кем из ее односельчан не общался. Надо познакомить его с
ними, а там уж слово за слово, и о ней, конечно, вспомнят, расскажут обо всем, что пришлось
ей пережить, о маленьком сыне ее расскажут, о том, как пришлось ей расстаться с ним,
почему и по чьей вине. И раз уж пойдет такой разговор, не обойдется и без покойного Егната:
ктонибудь обязательно помянет его, и он, гореть бы ему в аду, хоть и не по своей воле, но
сделает для нее доброе дело – поможет Доме связать прошлое с настоящим. Она останется
при этом как бы в стороне, и теперь уже он сам должен будет найти в ней свою мать…
Матрона понимала – надо торопиться, другой возможности уже не будет. Стоит промедлить,
казалось ей, и произойдет что-то такое, чего никак уже нельзя будет исправить. Она не знала,
что именно, и не пыталась гадать, но кожей чувствовала опасность – беда таилась где-то
рядом и не все ли равно, в каком обличье она явится. Причитания, доносившиеся из дома,
словно подстегивали Матрону, подгоняли, и она уже не думала о прежнем, о том, что само ее
имя может стать проклятьем для сына.
С его женой все то же самое могло получиться гораздо проще. Она и сама уже о многом
догадывалась. Ей бы только услышать от кого-то из женщин, что в их селе жил когда-то
человек, которого звали Егнатом, и больше ничего не нужно: она тут же вступила бы в
разговор, и женщины, заметив ее интерес, с охотой бы все ей выложили. Но такого разговора
могло и не случиться – женщины любят поговорить о доме, о семье, о детях, о том, что
заботит и тревожит их сегодня, сейчас, сию минуту. Так что о Егнате они могли и не
вспомнить. Да и неизвестно, как бы она повела себя, даже узнав обо всем: то ли сразу
открылась бы мужу, то ли ждала, когда это сделает сама Матрона. И Матрона решила сделать
это теперь же, не откладывая: подойти к сыну, позвать его, повести в свой дом, в дом его
отца, в дом, где он родился.
Между тем возле котлов стали накрывать стол для тех, кто трудился здесь с раннего
утра, и Доме, а следом и стоявшие с ним мужчины, отошли чуть в сторону, зная, что из
приличия их тоже пригласят, если они останутся вблизи. В другое время Матрона
порадовалась бы, что у ее сына всюду находятся знакомые, – значит, умеет ладить с людьми,
– но сейчас они мешали ей. Она тянулась к сыну, но, робея перед горожанами, не могла
пересилить себя, подойти, наконец, и заговорить с ним. Да и что она могла сказать при них?
Только какие-то пустые, обыденные слова…
Слава Богу, ее заметили женщины, с которыми она еще не виделась, поспешили к ней с
объятиями, но улыбаясь им, болтая о пустяках, она думала о своем, смотрела, не отрываясь,
на сына.
Неподалеку от него, на длинном бревне сидели в ожидании застолья Бага и его
приятели. Бага ерзал в нетерпении, озирался, глянул вдруг в ее сторону, застыл на миг и тут
же повернулся к сидящему рядом. Матрона, зная смысл каждого его движения, испугалась,
понимая, что сейчас из его поганого рта вырвется то, чего не должен слышать и не должен
знать ее сын.
– Ха-ха-ха! – донесся до нее сиплый смех Бага.
– Чего смеешься? – спросил его кто из собутыльников.
– Ха-ха-ха! – заливался Бага. – Матрона – что? – назад вернулась?
Доме услышал, посмотрел на него и тут же отвернулся. Сидевший рядом с Бага был ее
односельчанином. Он уловил движение Доме, opednqrepec`~ye глянул на своего приятеля,
ткнул для верности его в бок. Однако тот, ничего не поняв, продолжал гнуть свое.
– Ха-ха-ха! Наверное, старик ей не понравился!
– Что ты болтаешь, идиот?! – еще раз попытался остановить его сидевший рядом.
Боясь, что Бага и вовсе разойдется, Матрона двинулась в его сторону.
– Ха-ха-ха! Дьяволица, живущая в ее душе, не привыкла к старикам… – Увидев ее
перед собой, Бага умолк, растерявшись, закашлялся, потом вдруг встал, пошатнулся, и
протянул ей руку: – Пусть только на свадьбы приглашают тебя, Матрона…
Стоявший перед ней с протянутой впустую рукой, с бегающими, трусоватыми глазками,
он был не просто отвратителен, он вызывал в ней омерзение. И ненависть, конечно. Если бы