Page 131 - МАТРОНА

ненависть ее обратилась в огонь, от Бага не осталось бы даже пепла. Она глянула мельком на
Доме, на его потемневшее лицо – он, конечно, все слышал. Поняв это, Матрона сникла.
Только что она всей душой стремилась к сыну, теперь же готова была бежать от него,
спрятаться, провалиться сквозь землю. И уже стучала в висках неотвязная мысль: “Ты
опоздала, Матрона. Ты слишком долго ждала, и вот она, беда, которой ты боялась. Она уже
пришла”. И в тоже время, как бы в оправдание себе и даже в утешение, Матрона думала о
том, что и спешить-то было некуда. Возможно, ей удалось бы обмануть себя, увернувшись от
беды сегодня, но нельзя же уворачиваться всю жизнь, конец-то все равно придет. Какая-то
сила гнала ее прочь от Доме, но уйти так просто она не могла – Бага обязательно скажет что-
нибудь ей вслед, скажет такое, что не она, а сын побежит от нее куда глаза глядят. Пересилив
себя, она подошла к нему и сказала, стараясь держаться так, будто ничего не произошло:
– Сынок, ты устал, наверное. Пойдем домой, отдохнешь хоть немного.
Она понимала, что слова ее не ко времени, – вот-вот должны были вынести покойника,
– но говорила это с умыслом: пусть и Бага, и другие поймут, что она в родстве с Доме, и
попридержат свои поганые языки.
– Нет, – ответил Доме, – я совсем не устал.
В голосе его не было осуждения, но и тепла особого не было.

6

На похоронах все шло своим чередом, казалось бы, но возвращаясь во двор, Матрона
сразу почувствовала – что-то изменилось. Люди притихли, словно в предчувствии беды,
воздух застыл в безветрии, отяжелел, и причитания, которые раньше доносились до самой
улицы, теперь едва были слышны даже во дворе. Люди собрались на похороны, это Матрона
понимала – не сошла же она с ума, в конце концов! – но покойника привезли несколько дней
тому назад, и все уже в той или иной мере если не смирились, то хотя бы свыклись с утратой
и должны были держаться так же, как утром, однако лица вокруг стали печальнее, каждый
выглядел так, словно кто-то из его родных был тяжко болен и с минуту на минуту мог
испустить дух.
Пока она шла, покойника вынесли из дома. Следом за гробом выходили из дома и
женщины. Они тянулись нескончаемым потоком, и трудно было представить, как они
помещались там. Матрона смотрела на них и дивилась: даже двум женщинам бывает тесно в
одном доме, а тут каждая нашла себе место, никто не остался в обиде. Она увидела жену
Доме и подошла к ней. Та молча, по-родственному, взяла ее под руку, и Матрона поняла:
женщины успели и поговорить, и рассказать о ней. “Теперь уже поздно, – подумала она. –
Время ушло. Того, что упущено, не вернешь”. Она думала об этом, смотрела, как мужчины
несут гроб, и почему-то чувствовала себя виноватой. Словно покойника вынесли из дома
только потому, что она упустила время, вынесли и никогда больше не занесут обратно.
Теперь она поняла, почему так опечалены были люди, какую беду они ждали. Вынести
покойника из дома гораздо труднее, чем внести в дом. Трудно потому, что это навсегда.
Выносят лучшего в твоей семье, несут на кладбище, чтобы похоронить, чтобы никогда
больше не увидеть даже прах его, не увидеть того, кто был радостью твоей и надеждой.
Люди двинулись за гробом, шли молча, с поникшими головами. Никто не спешил – на этой
дороге право быть первым предоставляют покойнику. Он ведет всех за собой, и люди
повинуются, медленно и нехотя переставляя ноги. И только мать покойного идет сама по
себе. Вот она бросилась вперед, к гробу, и голос ее, словно эхом, отзывается в каждом сердце:
О, сынок!
О, сынок мой родной!
Ты больше не слушаешься своей матери,
Не прислушиваешься к ее словам.