Page 130 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

дали возможность увидеть даже дно глазного яблока — не в кабинете
окулиста, а в мастерской чудотворца... Такие глаза — не зеркало души,
а сама душа в конвульсиях извечной невысказан-ности,
недосказанности, и потому — трагической немоты...
Мир знает художников, каждая работа которых — фрагмент
огромного полотна — творец пишет его всю жизнь. Бывает так, когда в
одном произведении художник реализует главный замысел своей
творческой жизни лучшим, идеальным образом... Такое, на мой
взгляд, случилось со скульптором А. Хаевым. У него, повторяю, масса
работ и каждую из них отличает и основательность замысла и
оригинальность решения.
Но одна из последних его работ, а именно бюст А. С. Пушкина —
несомненный шедевр, предвосхитивший для меня все не только
скульптурные, но и живописные и графические композиции,
посвященные великому поэту.
В Пушкинском сквере Владикавказа много лет стоял бюст
Пушкина. Для меня он мало чем отличался от любого знака, и как
знак, он был мне безразличен. Отныне, проходя мимо сквера, где
когда-то была гостиница и шумел базар, и где, по свидетельству,
Пушкин, стоя на земле Осетии, заметил, что «женщины у них
прекрасны», так вот, отныне, проходя мимо этого сквера, я шепчу:
«Пушкин у нас — прекрасен!» И кажется, поэт восхищенно глядит на
гряду потрясающих гор и ждет ливня, чтобы никто не увидел его
благодарных слез...

РОГ ХАДЖЕТА

В конце семидесятых меня занесло в общежитие литинститу-та
Москвы, где я тут же познакомился с тремя студентами института,
моими земляками. Все трое были по-своему симпатичны, но один из
них заметно выделялся орлиным размахом плеч, разлетом бровей,
нервным изгибом носа — он был по-мужски красив, статен, раскован,
но не развязен... Это был Тай-мураз Джусойты, взявший себе
впоследствии псевдонимом имя своего деда Хаджета. Честно говоря,
не люблю псевдонимы, но когда Таймураз рассказал мне, как его дед,
отъезжая от стола друзей, вливал рог араки в пасть своего коня, а
потом пил из этого же вновь наполненного рога сам, я понял, что
псевдоним — не водораздел от славы старшего брата Таймураза, всем
нам известного Нафи, а благодарная дань предкам — мужественным,
бескорыстным, прекрасным, какими они, предки, предстают нам в
мифах, но нередко и в жизни...
Два друга Таймураза, о которых я упомянул раньше, были Тотрадз
Кокаев и Гастан Агнаев. Эта, по тем временам неразлучная тройка,
вскоре стала мне понятна и близка, и мы задружили, часто делили
хлеб-соль веселого стола и были симпатичны друг другу общностью
гуманитариев, не деля друг друга на поэтов и прозаиков, тем более,

128