Page 132 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

прикованного, как легендарный «огненосец», к серым шершавым
скалам Осетии — Южной и Северной — по воле истории и единой для
поэта. Но ни при каких обстоятельствах подобное не надо путать с
национальной местечковостью, зашоренностью, нетерпимостью к
культурному пространству вне Осетии. Помню, с каким пафосом
читал Таймураз Бодлера, и первая фраза «Временами хандра заедает
матросов» взлетала из его деформированных от напряжения уст, как
волна от борта брига, а грустная мораль стиха к концу повергала его в
отчаяние, ибо поэты, как и альбатросы, беспомощны на палубе нашего
бытия и всесильны в океанах неба, свободы, бесконечности... Безумно
любил Таймураз стих Киплинга о волках и собаках, находя в
онтологии первых пример одинокого величия, в онтологии вторых —
закормленного плебейства...
К пятидесятилетию поэта вышла книга его стихотворений
«Полнолуние» с комментарием, что в ней «воспевается человек
высоких идеалов»... Таймураз впечатляюще пел за дружеским столом,
в дальней дороге, но, к счастью — никогда в стихах; стихи он строил,
как каменотес забытого богом аула; лучшие вещи — как мастера
античности или Рима... Что касается «идеалов», то у настоящего
поэта, как верно заметила М. Цветаева, они всегда высокие.
Предваряющая книгу фраза — штампованная отписка из застойных
времен, ибо стихи в книге — не песни об идеалах, а серия
факсимильных офортов, по мраку и свету напоминающих
драматическую и филигранную графику Доре, а по стилистике
живописной — многослойные, «тяжеловесные» по смысловой и
эмоциональной накачке полотна безвременно ушедшего от нас
Казбека Хетагурова... Смачные и первородные по языку — они не
изысканный десерт, а грубая пища вечно гонимого абрека, ибо даже в
самых «радостных» из них — горький дым плохо горящего кизяка;
сплав героики и обреченности, тот самый, что сотни лет составлял
бытийную сердцевину жизни предков и по законам генетики едкой
кислотой ходит в жилах потомков, и никакой ад и рай не вытравят ее
из нас, пока мы живы на этой земле...
Прочитав книгу Таймураза и хорошо зная его ранние стихи, меня
не покидала уверенность, что «не рос и совершенствовался» поэт, а
родился совершенно готовым донести до нас в поэтической форме
немеркнущее содержание наших истоков, закрытых от взора хребтами
веков... «Цымэе ды чи уыдтаг, ирон, агз ма мае фынты дгер кагй
мысын?!» — вопрошал поэт, зная ответ...
Таймураз умел читать стихи, в последние свои годы уже
приглушенно и порой обреченно, и все равно с неистовством пророка,
видящего свет в конце неизбывной тьмы... Пафос его прочтения — это
его всепоглощающая любовь к поэзии, и настоящую, не свою, он
любил не меньше собственной, что говорит о его творческой
самодостаточности, без оглядки на пишущую братию, но с пытливым

130