Page 68 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

будней... Но ведь человек не машина. Кто знает, какими путями и куда
ведет нас вдохновение? А, может, оно устало и, присев, набирается
сил? А, может, жена и дети — та музыка, которой ему не хватало
всегда, и особенно тогда, когда одиночество начинало обретать лик
макбетовской ведьмы и ее пророчеств о близком конце в этом
бренном мире...
Он как-то сказал, что пишет о «керменистах». В день похорон я
узнал, что он работал над гимном Осетии... Так альпинист цепляется
за выступы и расщелины скалы, нависшей козырьком над бездной...
Балладу о небесах лучше всего творить в преисподней, откуда они не
видны...
На трассе Военно-Грузинской дороги, а именно на аллее Памяти,
где похоронены герои революции, герои Отечественной войны, герои
номенклатуры и герои невесть чего, хоронили и Илью Габа-раева.
Вдохновенная речь Султана Ужегова завершила акт, ставший общим
местом для всех, кто знает, что конец неминуем... Но чем-то нелепым,
иллюзорным и поэтому до лютой боли реальным этот акт явился
небольшого росточка женщине, девочке, грациозной, как
музыкальный ключ, и мальчику, стойка которого повторяла стойку
маэстро перед решающим выходом на сцену... Эти трое были
последним прижизненным произведением композитора, здесь
слились и смешались воедино все ипостаси от несбывшихся надежд до
просьбы сдуть пыль с нотной тетради...
Он знал еще в больнице, что жизнь его скоро оборвется. С детских
лет сирота, знающий законы бойни и нежность звезд, что он мог
сказать земле и людям, закрывая глаза и пытаясь вспомнить хоть что-
нибудь из детской сказки, которую ему никто никогда не
рассказывал?..

ГИГАНТ НА КОВРЕ

Второй день моей работы учеником электрика в цехе пылей и
окислов завода «Электроцинк». Мне лет пятнадцать. Перерыв. Наелся
чебуреков, сижу у теплой кирпичной стены и греюсь на солнышке...
Вдруг раздается скрип стальных листьев пролета цеха напротив, и
вижу гиганта! Я оторопел. Он был похож на великана из эпоса, и при
этом плотно сбитое тело обладало статью воина, а не любителя
сытных застолий... Видел своими глазами, как под ногами этого
мужчины толстенный металл прогибался, как жесть... На мой вопрос
мастеру, кто этот человек, мастер расхохотался: «Петр Андиев. Знай
наших!..»
Спустя много лет я познакомился с борцами, братьями Андие-
выми — Геной, Сережей и Сосланом, и узнал, что гигант, которого я
видел на заводе, — их отец. Порода есть порода — все трое были в
отца. И, конечно, в мать — красивую, стройную, крупную женщину. В
отца и мать они были не только внешностью, но и какой-то

66