Page 64 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

Статика одноплановой сцены и живое течение драматических тромбов
были по тем временам новацией...
Что же, нечто подобное испытал, правда, без виски и
междометий, и я, разглядывая фотоальбом, изданный недавно в
Венеции искусным и мудрым составителем. В альбоме — сотни
фотографий сотен людей из десятков стран мира, снятых от начала
нашего века до его середины. Люди всех возрастов, разных судеб,
разного социального ценза, в разных ипостасях. После просмотра всех
фотографий создается ощущение, словно понюхал букет полевых
цветов, в котором каждый имеет свой неповторимый аромат. Если эти
цветы — аллегория времени, то две-три фотографии из альбома,
посвященные семье Маттео Руттар, где он, высокий и черноусый,
похожий на легендарного Ванцетти, и где Маруска — вершок от земли,
а на руках матери — просто круглая кнопочка, и во мне вызывали
самый настоящий протест против времени, ибо не имея возможности
видеть Маруску двадцати, тридцати или сорокалетней, я увидел ее
согбенной, под девяносто, правда, характер детского личика словно
зацементировался на всю ее долгую жизнь: прямые, рубленые линии,
близкие не к овалу, а квадрату, неужто крови итальянской? Скорее,
боярыня Морозова, только добрая, постриженная в монахини. Как
нелепы в свете святой жизни и судьбы Маруски реликтовые пассажи о
чистоте расе, вопли державников, да и вообще, любой раздел и любое
деление живых существ с разумом, как неживых... Размышляя далее,
подумалось, каким же было в начале века культурное пространство
Владикавказа, если школьница Маруска Руттар за годы жизни в
России, а годы эти можно пересчитать на пальцах, смогла так глубоко
проникнуть в пласты культуры русской и через нее, накоротко, к
идеалам гуманизма и так называемых общечеловеческих ценностей...
Конечно, впечатления юности — самые яркие, цепкие, живучие, но
Василиса Прекрасная, переписанная ею маслом с картины Васнецова,
разве сувенир на память? Не знакомство ли с русской литературной
классикой подвинуло ее к богоискательству, а ужасы революции — к
борьбе за человеческую жизнь и достоинство, в конце концов — к
миссионерству, когда отдельно взятая душа несет благословение себе
подобным в этом сумасшедшем мире, где вот уже несколько
тысячелетий льется кровь жертв Дьявола?! И если даже антагонизм
онтологичен, и все живое, как метко заметил И. Бродский, стремится к
экспансии, в дилемме Добра и Зла Маруска отождествляет себя с
Богом, а как творец, утверждает Добро, и стены епархии для нее не
только прибежище и кров, но и несокрушимая цитадель ее Веры!..
Маруска, в белых одеждах, в пустыне, где по преданию Иисус
Христос постился сорок дней...
Маруска в Колизее Ватикана вручает Папе сотворенную ею икону,
под стеклом, в массивном окладе темного дерева...
Маруска с близкими у стены деревенского дома — дом в

62