Page 75 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ
P. 75

Трудно быть руководителем, тем более такой горючей смеси, как
                  ансамбль. Танцоры, за редким исключением, честолюбивы, обидчивы,
                  вспыльчивы... В жизни бывает всякое, но я помню золотые времена
                  единения, когда десятки людей и сотни с ними связанных проблем
                  решались   в   согласии,   какое   бывает   в   прочной   семье
                  единомышленников, единоверцев. Помню, в одном поезде я ехал с
                  ними в Москву. На вокзале — праздничная суматоха. Еще бы, «Алан»
                  едет в столицу, а оттуда — вояж через Шереметьево. Обыватели в
                  поездах   спят,   вяло   жуют   и   нудно   рассказывают.   Танцоры   в   этом
                  смысле — табор. В мелькании лиц, улыбок, саквояжей и корзин с
                  напитками, зеленью и снедью вижу счастливое лицо Альбины. А когда
                  поезд тронулся, кто-то из этой «шайки» выдернул меня из купе и
                  потащил в «штаб». В «штабе», то бишь купе, где Шатаной восседала
                  Баева, невероятным образом набилось пол-ансамбля. Куча-мала из
                  рук,   ног,   голов,   по   центру   —   импровизированный   стол   с   горой
                  пирогов,   кур,   помидоров   и   прочей   снеди.   Гармошка   и   доули,
                  сопровождающие   каждый   тост   короткой   музыкальной   репризой.
                  Настроение у всех — люкс! Жизнелюбие брызжет через край, особенно
                  из Альбины, и причиной этому не застолье, а — «возьмемся за руки
                  друзья, чтоб не пропасть по одиночке». Строка из песни Окуджавы
                  стала пророческой...
                        Есть   люди,   которые   обретают   покой   и   душевное   равновесие   в
                  уединении, в стоическом одиночестве. Мироощущение Альбины было
                  рубенсовским. Одиночество ей казалось наказанием, поэтому жизнь
                  ее не дробилась на сегменты и части, она была призывом к единению,
                  всеобщности. Поэтому так хорошо знала своих питомцев и с завидным
                  упорством   проникала   в   органику   такого   большого   и   сложного
                  явления, каким был ее «Алан». И дом, и семья, и муж, и ребенок, и
                  тысячи   других   связей   с   миром   людей,   вещей   и   понятий   были
                  слагаемыми и сутью ее работы в том смысле, когда одно не существует
                  без другого. Это — одна жизнь. Но без и вне ансамбля эта жизнь
                  теряла для нее всякий смысл и значение... В гуще дел, больших и
                  малых, она обретала себя, ту уверенность, решимость и силы, которые
                  придают особый вкус человеческому счастью! На репетициях была
                  безжалостна. Но дай ей возможность — одарит своих девочек и ребят
                  бессмертием.   Каждый   новый   костюм   разглядывала   с   дотошностью
                  светской   капризницы,   но   с   мужским   самообладанием   добивалась
                  поставленной цели. Именно она заговорила в полный голос о чистоте
                  стиля,   и   она   же   была   наиболее   заметной   из   тех,   кто   пытался
                  расширить   границы   жанра,   постоянно   обновляя   программу.
                  Неоценим   ее   вклад   в   организацию   детского   ансамбля   и   ансамбля
                  «Арт» — ее последнее детище. И здесь, словно слепок с шедевра, во
                  всем читалась громада ее таланта.
                        У Альбины была замечательная мать. Все матери замечательны,
                  но «баба Лиза», как звали ее все, кроме самых близких, была особенна



                                                                73
   70   71   72   73   74   75   76   77   78   79   80