Page 79 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

самого лучшего интерпретатора шекспировских драм и трагедий на
сцене Владимира Тхапсаева не давала покоя многим актерам, в том
числе и Ватаеву. Какой солдат не мечтает стать генералом? Актер, еще
не родившись, мечтает сыграть Гамлета, а актриса — Кармен или на
худой конец Вронскую... Что сказать? Тхапсаев недосягаем. Причем
сам себе режиссер. Будь сам себе режиссером Ватаев, при более
глубоком, скрупулезном прочтении Шекспира его Отелло мог бы
занять свое высокое место в ряду высочайших других.
Проблемы, причем неразрешимые, ждали Ватаева и в царе Эдипе,
но здесь необходимо отступление.
Как-то еще в стенах ВГИКа, пришлось увидеть фильм «Медея» в
постановке Бертолуччи. Честно говоря, мне не близки ни образное
видение, ни творческая манера, ни мироощущение этого колосса с
мировым именем. Тем любопытнее было смотреть его фильм, почему-
то нудный и затянутый. Анализируя, в чем причина очевидного
провала этой ленты, как и лент других режиссеров на библейские
темы, я пришел к выводу, что драматургия древних, вырванная из
контекста времени — амфитеатра, двух хоров, женского и мужского, и
одного ведущего — на сцене театра современного, а тем более в кино,
неминуемо имеет пустоты, паузы, которые и заполнял переездами
Медеи на арбе и отвлеченными пейзажами в своем фильме
знаменитый итальянец. Провал ждал бы и трио «Феллини,
Антониони, Бергман» — лучших режиссеров кино второй половины
нашего века, замахнись они на произведения такого трио, как
«Еврипид, Софокл, Эсхилл». Ничего, кроме красочной буффонады,
мир не увидел и в «Клеопатре», и в массе других «костюмных»
фильмов; хочешь не хочешь — в кадре колесница, а за кадром, — весь
в стекле автобус, ждущий съемочную группу, чтобы отвести ее в
пятизвездочный отель... Драматургию дня вчерашнего, а тем более
позавчерашнего, и не дня, а десятков веков нельзя тащить в сегодня в
том виде и качестве, в каком она была понятна и органична в момент
написания. Поэтому и Эдип, и не только в исполнении Ватаева,
воспринимается как примерный урок разборок нравственных устоев
на лекции по истории, а крики, слезы, позы и движения — как
иллюстрация к теме. Хотя надо отдать должное, что и в условиях,
скованных условностью, неадекватной театру и сцене современности,
Ватаев, как трубы Роланда, зовущего на помощь, ведет перекличку и с
персонажами Шекспира, и древнего грека, сыном, верным своим
пращурам, — родным по роду и крови...
Ватаев с молоком матери впитал в себя главную отличительную
особенность своего народа, во всяком случае, из сокровищниц
духовных: коммуникабельность, способность, оставаясь самим собой,
целиком растворяться в морях и океанах мирового опыта, мировой
культуры, словно он праотец всех племен, населяющих нашу
планету... Где бы он не самовыражался — Ватаев свой.

77