Page 120 - МАТРОНА

вглядывалась, надеясь высмотреть сквозь страх хотя бы искорку надежды. Она искала ее в
будущем, но искорка вдруг загорелась в прошлом, крохотная, как светлячок.
Как же она не подумала об этом раньше? Если рассказать обо всем, что пришлось
пережить ей, о бедах своих рассказать, о несчастьях, выпавших на ее долю, о Егнате,
наконец, – будь он проклят! – если рассказать все, как есть, сможет ли Доме, выслушав, не
понять ее, остаться равнодушным? Давние годы казались ей теперь башнями надежды, и,
возвысившись, она увидела свое прошлое в другом свете и поняла вдруг: ей удалось
выстоять, преодолеть то, что сломало, перемололо и выплюнуло бы кого угодно. Она же не
только не сдалась, не потеряла человеческий облик, но и сохранила – одна против всех – и
свободу свою, и достоинство – любой сын может гордиться такой матерью.
Когда Доме узнает, что довелось ей пережить, узнает о муках, которые пришлось ей
вытерпеть, он проникнется гордостью, и несчастья, пережитые матерью, заставят его забыть
о деяниях названого отца, нет, не заставят, конечно, такое не забывается, но старому Уако
придется потесниться, освободив для нее законное место в сердце Доме. Смущала ее лишь
одно: все ее надежды были связаны с прошлым, с тяготами давних лет. Получалось так, что с
жизнью ее связывало только то, чего давно уже и в помине нет. Но ведь не только бедами
жила она в ту пору. Было и другое, чего ей не хотелось вспоминать теперь и о чем ни в коем
случае не должен был знать ее сын. Но как утаишь то, что знают все? Что в доме его отца,
при жизни его и после смерти, она не раз и не два – почти в открытую – привечала других
мужчин. Как утаить то, о чем все собаки в их селе брешут? Провалилось бы это село!
Остается единственный выход: не пускать туда Доме. Легко сказать, да непросто сделать.
Чего бы она не наговорила на своих односельчан, как бы их не опорочила, он все равно
захочет побывать там, познакомиться с родичами, переступить порог отчего дома. А может
выйти и так, что он решит посчитаться с обидчиками своей матери, – сын все-таки. Но если
он произнесет хотя бы слово упрека в их адрес, они ответят в злобе, расскажут и то, что
было, и то, чего не было. Ни ее не пощадят, ни его самого. Значит, не следует настраивать его
против родичей, пусть держится с ними так, будто и знать не знает об их черных делах: дело
давнее, было – не было, быльем поросло. Но если он будет общаться с ними, делить, как
положено, и горе, и радость, если не отвернется, не забудет о них, то не сегодня, так завтра,
через неделю или месяц, или год он все равно узнает правду: не сдержится кто-нибудь,
разболтает, невзначай или намеренно, или расскажет с притворным сочувствием, что мать
его, которой он так гордится, была известна когда-то на всю округу, а женская честь ее
валялась, как грязная тряпка, у людей под ногами.
Сникнет Доме и никогда уже не сможет поднять головы. Так и останется на всю жизнь
опозоренным. Из-за нее, из-за матери своей… Над ним будет издеваться всякий, кому не
лень, и жизнь его превратится в бесконечное унижение; в каждом взгляде ему будет чудиться
насмешка или намек, он разучится смотреть людям в глаза, станет бояться собственной тени.
За что же ему такое наказание? Разве мало он вытерпел в детстве? Почему и теперь, когда он
встал на ноги и ему только бы жить и жить, он снова должен страдать из-за своей матери?
Все горести, что выпали на его детскую долю, он испытал при ней, и только потом, когда им
пришлось разлучиться, жизнь улыбнулась и приткнула его к добрым людям. И снова
нахмурилась, когда рядом появилась она, непутевая мать. Наверное, Бог сотворил ее, чтобы
она стала проклятьем для собственного сына.
“Что тебе нужно, несчастная? – ругала она себя. – Зачем ты вообще появилась на свет?
Неужели для того только, чтобы родить ребенка и обрушить на его голову все горести мира?
Своего сына, свое маленькое солнышко, ты увела подальше от дома и бросила, как щенка.
Слышала ли ты когда-нибудь, чтобы хоть одна мать поступила так со своим ребенком?
Только ты смогла, одна-единственная, провалиться бы тебе сквозь землю! Бросила его,
обрекла на сиротскую долю… Ребенок ничего не знает о смерти, не боится ее, даже
представить не может, что такое бывает. Он боится лишь одного – потерять своих родителей,
остаться без отца и матери. Этот страх, этот ужас ты заставила его испытать… Но на земле
не все такие, как ты, Матрона, чтоб тебе места на ней не нашлось! Когда ты собственной