Page 15 - МАТРОНА

счастье и не могла найти его. Смотри на меня и снова ищи. Ищи и не находи.
Лишь к одной фотографии она не испытывала вражды: с нее, словно ангел со стены
храма, смотрел ребенок – бесхитростным, ждущим взглядом, смотрел, умоляя о ласке, о
материнской верности, о любви. Глядя на фотографию, она обычно не видит изображения –
все расплывается перед глазами и слышится из давнего тоненький, плачущий голосок.
"Мама, ты скоро вернешься?"
"Скоро, сынок, скоро вернусь".
В горле ее словно застряли когда-то сказанные слова, подлее которых и не найдешь: из-
за этих слов сын ее остался сиротой, а сама она лишилась сына. Теперь и фотография
попрекает, и она не может выдержать детского взгляда, отворачивается, но не плачет, нет,
сердце ее полнится злобой, и в этот миг она ненавидит людей, всех без разбора, а не только
тех, что лишили ее счастья, отняв у нее мужа, заставив собственноручно отвести ребенка на
чужбину и оставить там. Кто бы они ни были – односельчане или чужаки – все навредили ей,
все враги.
– Чатри, – обратилась она к мужчинам, – в комнате посидите или на веранде?
– Лучше здесь, там жарко.
Ей-то хотелось, чтобы они вышли на веранду, сидели на виду у всей улицы: все равно
эти коровы-соседки выдумают, чего не было, распустят слухи, накрутят сплетен, так пусть
хоть посмотрят, позлятся. Она понимала, конечно, что Чатри здесь другого мнения, – ему не
хочется выставляться, сидеть на виду, – и потому, не споря, стала накрывать стол в комнате.
Не удержалась, правда, от того, чтобы не выйти пару раз на веранду, и женщины на улице
умолкали тут же и застывали в стойке охотничьей собаки.
Поставив угощение, она села вместе с мужчинами. Молодой больше молчал, зато Чатри
разошелся вовсю – приступ хвастовства на него напал. Она слушала, улыбаясь, и вдруг,
приглядевшись к молодому, заметила над его левой бровью крохотное родимое пятнышко,
похожее на след гусиной лапки. Чем-то знакомым повеяло, горячие волны пошли по ее телу.
Гость принес ей какуюто нечаянную радость, но что это за радость, она никак не могла
понять; голос его или, вернее, истоки души, рождающие этот голос, были знакомы ей и
близки – она не могла ошибиться.
Ей вспомнился сын; так живо предстал перед ее глазами, так явственно услышала она
его милый голосок, что замерла, содрогнувшись. Вот уже сорок лет скоро, как сердце ее
пытается забыть все это, но безрезультатно: находит порой на нее какое-то затмение и
кажется ей, будто он только что исчез, потерялся и всего секунду назад она узнала о его
побеге из детского дома.
"Пропал без вести".
Сын, ее сын, солнышко ее маленькое, вот он лепечет о чем-то, сидя у нее на коленях, а
люди толпятся рядом, хотят вырвать мальчика из ее рук. Она не отдает, с силой прижимает
его к себе, но нет сына, пустота, к собственной груди прижала она руки, ощутила биение
своего сердца и подумала – это он, он бьется в ее груди вместо сердца.
И снова голос, до боли знакомый голос гостя. Очнувшись от звука его, она снова стала
вглядываться и никак не могла сообразить, кого же он напоминает ей чертами лица,
движениями, повадками. Кто он такой, ее гость? Она не находила ответа, а вопрос уже крепко
запал в ее растревоженную душу. Она начисто забыла, что гость пришел сватать ее за своего
отца, и снова вернулась в то давнее время, когда – представительный и красивый – пришел
сватать ее Джерджи. Тогда она не сидела со сватами за столом, тогда она дрожала от радости,
веря и не веря в столь чудесное исполнение самых радужных своих мечтаний. Ах, как же они
были счастливы с Джерджи! Всего несколько месяцев, не больше, но счастливы
беспредельно… Ей вспомнилось вдруг, как Джерджи вел себя с людьми чужими,
случайными, и она поняла, кого ей напомнил этот молчаливый, сдержанный гость. Казалось,
к ней в дом залетел светлый осколочек ее прежней жизни, и она стала вести себя
осмотрительнее, боясь почему-то осрамиться – неловким словом или жестом. Значит, стыд
еще таился где-то в потаенном уголке ее существа, тот самый стыд, который она давно уже