Page 18 - МАТРОНА

Сердце ее встрепенулось:
– Приемыш?
– Да.

6

Вечерело. Мальчишки, гомоня, пригнали с пастбища сельское стадо, и улицы
наполнились мычанием коров, блеянием коз и овец, топотом копыт и копытец. Соседские
собаки злобно лаяли на чужих коров. Хозяйки громко ругали норовистую скотину. Солнце
угасало, прячась за вершины гор, и женщины торопились завершить свои вечерние дела.
Матрона пустила свою телку во двор. Загнала овец. Коровы еще не было видно.
Наверное, мальчишки-озорники опять отогнали ее куда-то в луга или в грушевую рощу –
придется искать. В эту пору медведи подходят к самому селу.
Она накинула старый жакет и пошла за коровой. Едва дошла до околицы, как услышала
доносившуюся сзади песню, петушиный мальчишеский голос:
– Матрона, Матрона,
Где ты шлялась, Матрона?
– Я мужа себе искала.
– Что ж ты вернулась без мужа?
Ты ведь в чужих домах
Мужчин на удочку ловишь!
– Окружила меня толпа,
Ох, досталось мне на этот раз -
Все лицо исцарапано.
– Ох, Матрона, Матрона,
Найди себе веревку,
Найди и удавись!
Пел, скорее всего, кто-то из тех, что пасли стадо. Не успел вернуться в село, как ему
уже рассказали, что к ней приходили сваты. Когда же он успел сочинить свою песню? Не
слишком складно, но успел. "Чтоб земля заткнула твой рот, – проворчала она, проклиная
мальчишку. – Пусть рот твой вещает только о несчастьях и бедах твоей семьи". Да нет, давно,
пожалуй, сложена эта песня. Еще в ту пору, когда заговорили о них с Цупылом. А виноват во
всем был ее муж. Чтоб он не знал покоя на том свете! Цупыл ей нравился и до замужества.
Однажды на сенокосе она подкралась и облила его водой. Он вскочил и погнался за ней. Не
просто было догнать ее, но он сумел все-таки. Она попыталась вырваться, он не отпускал, и
они повалились на копну. Цупыл был парень не промах – облапил ее, словно в шутку. Она не
знала еще мужской руки и чуть сознание не потеряла от страха. Хорошо, он хоть опомнился,
не то досталась бы она своему мужу порченой. Казалось, случай этот забылся, затерялся в ее
памяти, когда она вышла замуж. Но оказалось – не навсегда, на время лишь.
Джерджи, бедняга, вернулся с войны – привезли его, как срубленное дерево. Не стоял
на ногах, мог только лежать. Так и лежал целыми днями. Когда чувствовал себя получше,
выползал с чьей-нибудь помощью на веранду. Иногда и сам, едва передвигая костыли, мог
сделать несколько шагов. Глядя на него в такие минуты, она едва ли не криком кричала: как
же ей жить с таким мужем? Она ведь совсем еще молодая, неужели ей суждено всю жизнь
страдать, глядя на него, и терпеть? Терпела год, второй, третий, четвертый… Сколько же
можно? Каждая клеточка ее тела, казалось, вопила о своей муке, от какой-то непонятной
болезни под кожей набухали странные жилки, до чего ни дотронься – все зудит, все
раздражено. Ей чудилось по ночам, что ее пытают щекоткой, и когда это начиналось, сначала
было даже приятно, но потом – врагу не пожелаешь такого! – она начинала вертеться во сне,
кричать и просыпалась вся в холодном поту. Иногда появлялось неведомое дотоле, пугающее