Page 139 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ
P. 139

пузатой бутыли показалась мне из подвала Праматери нашего народа
                  — ее легкая поступь и тяжелый шаг, запах чуть перегорелой соломы и
                  отсыревшего на дождях войлока стеснили мне грудь, и я захлебнулся
                  Осетией, той, настоящей, целебный дух которой в араке не требует
                  никаких доказательств твоей кровной сопричастности к ней... Потом
                  из краников каких-то каракатиц из нержавейки в стеклянные кружки
                  лилось   нечто,   и   мы   пили   пиво   —   светлое,   средней   «темности»   и
                  темное, — это был смертельный удар по пивной империи Боварии и
                  аутентичным перепечаткам в Голландии, Японии, Канаде, Австралии
                  и черт знает где еще, ибо пена в кружках в первые минуты отстоя
                  занимала все пространство кружек, воронки в ней уходили чуть ли не
                  на палец к донышку, а вкус и крепость, через ядерный взрыв во рту с
                  первого глотка, бархат — со второго и сладкую горечь — с третьего,
                  отметали желание сравнивать, как это бывает, когда ты с женщиной и
                  чувствуешь всем своим существом, что в ней — все женщины мира, а
                  она — ни в одной из них...
                        Под   стать   и   закуски.   Но   прежде   —   хлеб   и   сыр.   Пекарни   и
                  сыроварни я в лаборатории не разглядел, но хлеб с духом охульным,
                  как желание, и святым, как молитва, можно было установить вместо
                  амортизатора на любой классный лимузин; он бы не высох за неделю,
                  а брось его через месяц, как мой французский батон, в духовку — и
                  вынимай, как свежеиспеченный... От сыра веяло молоком и лугами...
                  Салями был куда живее и вкуснее финского, а армянская бастурма уже
                  во рту навела на мысль, что армяне в Урарту были чистокровными
                  осетинами... Все блюда на столе Марзоева ворочали географией как
                  хотели, а узбекский плов под занавес я окрестил мечтой Каримова и
                  пожалел   президента,   что   марзоевский   шедевр   не   потрясет   гостей
                  великого,   когда   в   его   дворце   лениво-вальяжно   будет   гулять
                  дастархан...   С  непогрешимостью   врача,   ставящего   точный   диагноз,
                  Аркадий, в принципе скромный и негромкий человек, объявил, что
                  практически   нет   ни   одного   блюда   и   напитка,   которые   бы   он   не
                  исполнил с абсолютным знанием предмета, и хотя «на вкус и цвет
                  товарищей нет», я почему-то поверил Марзоеву, и стало обидно,
                        что незаурядные способности мастера не востребованы никем из
                  наших   производителей   вкусной   пищи   и   блестящих   напитков...   По
                  дороге   домой,   тепло   расставшись   с   Марзоевым,   мы,   трое   горцев,
                  предпочитающих чурек и мишын меню лучших ресторанов, говорили
                  исключительно   о   Марзоеве,   находя   самые   высокие   эпитеты
                  мастерству этого воистину незаурядного человека. «Слишком умен,
                  чтобы   быть   счастливым»,   —   вспомнил   я   свой   афоризм.
                  Применительно к Марзоеву он показался мне верным, но жестоким!..

                                                            ВИЗИТ
                        Недавно   я   гостевал   в   мастерских   Батрадза   Дзиова   и   Аслана
                  Арчегова. Любая мастерская, пусть скромный, но выставочный зал.



                                                               137
   134   135   136   137   138   139   140   141   142   143   144