Page 140 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

Оба художника — давние мои друзья, и мне было с ними интересно.
Опуская вехи и детали их биографии, не говоря о количестве
персональных и других выставок, в которых они участвовали и будут
участвовать, и не претендуя на исчерпывающий искусствоведческий
анализ работ, хочу поделиться некоторыми впечатлениями от визита.
Когда одна дамочка спросила Курбе, что он чувствует, работая над
полотном, мастер ответил: «Я волнуюсь, мадам...» Глядя на Батрадза
Дзиова, пишет ли он картину, идет по улице или ест, такого волнения,
во всяком случае, внешне, не обнаружишь. Он невозмутим, словно
выстроган из кости, и его мраморно-белое лицо, не выражает никаких
чувств и эмоций, кроме покоя и сосредоточенности... Правда, у него
живые, ироничные и подвижные глаза, а взгляд проницателен и
испытующ...
Все мы люди, все мы разные, и куда дороже внешнего проявления
страсти, темперамента божественное волнение творца, о котором
упоминалось раньше, в творчестве, в работах. Здесь Дзиов неотразим,
у него нет даже наброска, эскиза, не вызывающих легкого трепета, а
иногда — глубокой задумчивости... Интересный график, художник, в
последнее время он, очевидно, достиг вершин, где воедино
соединились содержательность миропонимания и филигранное
мастерство, концепции и техника, точный расчет и стихия чувств... Я
хорошо помню его ранние работы. Они были хороши, но это был
поиск, и часто его композиции, сюжеты грешили простотой «короткой
руки»... В отдельных вещах был вызов, претензия на планетарную
объемность замысла... Но эта болезнь роста была не только
безобидной, но необходимой, как этап, после которого, при идеальном
стечении разновеликих и разноименных факторов, количество
обретает качество. Работы Батрадза, которые я видел, через годы уже
не рассортируешь на удачные и менее удачные, совершенные и не
очень. На всех — печать строгой единственности, абсолютной
самодостаточности, а короче, законченности. И это только часть их
достоинств и силы, есть еще, как минимум, два момента: это их
тематическое разнообразие и та неожиданность, которая сродни
фокусу или колдовству. Здесь очевидно второе: Дзиов толковому
обстоятельному рассказу стал предпочитать короткую метафору,
поглаживанию — удар, назиданию — прелесть откровения, а все это
вкупе и есть духовный ракурс, взгляд, в котором события, явления и
факты не только многомерны, но и всегда загадочны, как сама жизнь,
где и обыденное — чудо!.. Что касается тематического разнообразия,
то и здесь есть свой нюанс. Все темы Дзи-ова — одна тема, так что
разнообразие его работ — понятие не арифметического, а сакрального
ряда: десять сельских пейзажей никак не подпадают в «тематическое
разнообразие», так же, как его горы или жанровые картины. В этом
смысле они, скорее, — скупое меню осетинского застолья, чем
перечень блюд «У Максима», но вот осмысленность,

138