Page 191 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

мрачное гетто людей, списанных жестокой действительностью.
Рогозин, собственно, снимал то, что видел. Но своим замечанием
мастер имел в виду нечто другое. Безысходность, в которой живут
обитатели этих трущоб, на пленке цементируется, затвердевает, не
оставляя никакой надежды ни зрителю, ни, тем более, жертвам
города-молоха. Зло здесь не находится в диалектической связи с
добром. Объективность факта оказывается антигуманной не потому,
что режиссер не показывает выхода из положения, а потому, что он
закрывает на ржавый замок дверь, ведущую из этой трясины к
солнцу...
Он был благодарен своей профессии за то, что она швыряла его в
самую гущу жизни, и он был благороден по отношению к людям,
посвятившим свои жизни документалистике. Искренне, тепло и
содержательно он говорил о старейшине советской кинохроники
Медведкине, о феноменальном Вертове... Ему было симпатично
творчество известного французского документалиста Криса Маркера,
американца Лайонела Рогозина, с нескрываемым сожалением
говорил он о «сдвиге вправо» большого своего друга в прошлом
Йориса Ивенса...
Благородство мастера не внешняя, а внутренняя статья его
личности. Оно было лишено помпезности, снисходительности
генерала по отношению к другому, рангом ниже по чину или по
количеству проигранных сражений. Это благородство человека,
знающего, как посилен или непосилен труд, вложенный в дело рук
художника, правда, без скидок на творческие провалы или
несостоятельность, какими бы причинами они не объяснялись.
Он был требователен. Понятно: он никогда не прощал себе, чтобы
легко прощать другим. Он не шел по жизни — жизнь протащила его
между своими «шестернями» в температурном режиме от минус 50-ти
в торосах полюса до плюс 50-ти в пустынях Азии и на песчаных плато
Южной Америки. Взглянем еще раз на руки — даже расслабленными,
пальцы словно поддерживают камеру, ведь он не расставался с ней
полвека! Даже тело свое, как универсальный штатив, он приспособил
для съемки «Конвасом»...
«Смотрите, — обратил он как-то наше внимание, — упираетесь
локтем в берцовую кость, слегка откидываете корпус назад — и камера
не шелохнется. Можете быть уверены». Изображая свою находку на
примере, он стал похож на одного из «Музыкантов» Пикассо...
Общение с богами не наложило на него и тени небесной
отчужденности, общение с простыми людьми — тени огульного
панибратства по отношению к смертным... Отношения с людьми у
него были разные, сложные, противоречивые, но компромиссные —
никогда!
Всем своим существом он учил зарабатывать «личный капитал»
своими руками. Быть иждивенцем судьбы и случая, ждать помощи со

189