Page 60 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

ее росписях, искусных компоновкой фигур, цветовой гаммой,
аранжировкой линейной перспективы, и земное — фрагмент небесных
сфер... На одной из них — негритянка, и не в качестве служанки в
капители святых, каковой так блестяще явилась нам черная няня
всемирно известного Фолкнера. Сквозная тема — тема материнства.
Но с дитем на холстах не мадонны, а женщины во плоти от плиты, с
улицы, и сияющая плоть их божественна земным, чувственным
цветением... Все матери — разные, испепеляющая любовь к младенцу
— единая. Это тот реализм, когда стилистический эпатаж или, скажем,
оригинальность неуместны не по нищете выразительных средств, а по
святости темы... А вот Христос выламывается из холста словно через
плотные мраморные плиты, пласт морской воды — возникает эффект
явления, появления, проявления, как мы видим на фотобумаге,
опущенной в проявитель, возможно, этот технический прием снят с
фресок на потрескавшихся от времени стен храма... Прием
результативный и благотворный, и Маруска использует его в
подавляющем количестве своих работ, которые мне удалось увидеть,
ибо он создает ощущение непреходящее™, вечности, неизменности
природы, человека, общества, проблем, слез и радостей, жизни и
смерти... Время в этих работах — не всесильный персонаж, а
декорация. Для скромной послушницы подобное — в ряду самых
непредсказуемых творческих открытий, если не сказать «озарение»...
Многие художники пишут святых. Редкий из великих не писал
Христа. Естественно, каждый по-своему. Но это деликатная, и, скажем
откровенно, неразрешимая задача. Христос совершенен, может,
поэтому Дали наказывал: «Не бойтесь совершенства, вам его не
достичь». Любой человеческий лик отграничен от абсолюта, ибо
собирательный образ лишен генетической индивидуальности. Можно
интересно интерпретировать муки соз-дателя, но лицо — зеркало
души — его в миллиардах лиц всех поколений бывших, настоящих и
будущих не терпит константы — оно подвижно, как плазма, буря,
стихия, или непрекращающаяся цепная реакция... Христос Маруски —
не супермен, не простолюдин, не интеллектуал, не сусальный
красавец и не грубый докер. И не символ страданий за страдающее и
беззаботное человечество. И она не пишет тело Христа, — все ее
внимание сосредоточено на лице, всегда благородном, но в
титанической круговерти страстей и мыслей, где Христос бессилен в
силу понимания разноголосого хора детей своих...
Дети Христа... Уже не нужный даже самому себе, увядший, как
осенний пейзаж предместья, человечек на скамейке... Работяга на
тележке, оттирающий платком потное лицо, — вся его жилистая и
покорная фигура — как гимн и проклятие вековечному труду...
Арабская старуха с сумой, пересчитывающая деньги, — мятые купюры
в смуглых, иссохших пальцах — продолжение морщин ее
изношенного лица, немощного тела и последних надежд... Мальчик с

58