Page 78 - МАТРОНА
P. 78
Их срубили, наверное, чтобы подложить под копны, но Матрона словно обожглась, увидев
уродливые культи старого дерева, и подумала, вспомнив пословицу, что чужой рукой лишь
колючки рвать. На своей делянке Чатри бы такого не сделал… Хотя бы листья собрал, отнес
овцам.
– Ой, сколько у меня работников! – воскликнула она, приближаясь к мужчинам. – Дай
Бог вам сил и здоровья!
Услышав ее, Ната выпрямилась, глянула сердито:
– А ты сама-то где прячешься, Матрона, где прячешься?!
– Мне же не привыкать, Ната, я всю жизнь в прятки играю! – Матрона улыбалась, но
слова Наты были ей неприятны – можно подумать, что они задаром взялись помочь соседке.
Зять же, услышав их голоса, воткнул вилы в сено и заулыбался, радуясь приходу
Венеры, конечно, ну и Матроне заодно, и она поняла его настроение и подыграла сама:
– Сынок, тебя не заморили здесь?
– А что мне будет? С зятя что взять?
– Ну да, некоторые зятья думают, что их дело только за праздничным столом сидеть, –
немедленно вступила Ната, – но у нас такое не принято, ничего не поделаешь.
Ей, видимо, надоело работать, она прислонила грабли к копне и направилась к дочери.
– Ох, устала! Целый луг сгребла в одиночку. Пойдем, посидим под деревом, они и без
нас закончат.
– Давай, я вместо тебя, – вызвалась Венера, – я быстро.
Матрона сразу же догадалась: она не просто матери помочь собралась, она хочет
большего – быть рядом с мужем, делать с ним одно дело. И тот уловил, засветился весь, но
промолчал, продолжая работать. Это был единый порыв двух близких людей, великое
чувство, которого они и сами, наверное, не понимали, да и незачем им было понимать – они
действовали по наитию и не могли ошибиться. Такое счастье редко кому выпадает. Но и те,
кому оно достается, не всегда дорожат своей удачей, привыкают к ней, не замечая своего
отличия от других, считая, что все это дело обычное, обыденное, будничное, и со временем
дарованное им свыше обесценивается, истирается о суету жизни, и хорошо, если остаются
хоть воспоминания о прекрасных, но безвозвратно ушедших временах. Такое счастье могут
оценить лишь те, кому оно выпало вроде бы по жребию, но сразу же было отнято какой-то
чужой, неодолимой силой, те, кому суждено было низвергнуться с заоблачных высот в самую
грязь жизни.
Ната же в этом ничего не смыслила:
– Нет, нет, – сказала она дочери, – потом сгребем.
– Тогда я воды принесу, будет чем руки помыть…
Венера стояла на своем. Она любовалась ладной работой мужа и хотела, чтобы и он
имел возможность любоваться ею, чтобы все смотрели на них и видели, как они подходят
друг другу, как красивы и счастливы.
– Везет тебе, Матрона, – не без ехидства произнесла Ната, едва усевшись под ясень, –
эти люди не забывают про тебя.
Матрона сразу же поняла, что речь идет о сватовстве, но ей не хотелось слышать это от
Наты и в то же время не терпелось узнать хоть что-то.
– Я же девушка на выданье, Ната, – отшутилась она, – почему бы женихам не обивать
мои пороги?
– Нет, нет, я правду говорю, – перебила ее Ната. – Наверное, и наши там тебя
расхвалили, и ихнему парню, говорят, ты пришлась по душе. В общем, парень так и сказал,
если, говорит, она согласна выйти за моего отца, пусть скажет, чтобы не откладывать больше,
не тянуть время.
– Но как же я могу согласиться? – усмехнулась Матрона. – Надо бы хоть краем глаза на
жениха глянуть, это ж тебе не прежние времена, когда невесту никто не спрашивал.
– Не скажи, – Ната сощурила свои и без того узкие глаза, – ты ведь уже стоишь ближе к
мертвым, чем к живым. А выламываешься так, будто двадцатилетний парень топчется у