Page 104 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ
P. 104

Михаила,   который,   «если   покупал   книгу   себе,   то  покупал   и   мне»,
                  поэта Сараби Чехоева — он подарил юноше томик Пушкина. А юноша
                  был   любознательный.   Его   сельские   «университеты»   были
                  провинциально ограничены, но сам он жадно впитывал в себя все, что
                  несло   в   себе   магию   искусства,   будь   то   Татаркан   Дзитоев,   здорово
                  подражающий   Чаплину,   или   радиопостановка   под   жареный   треск
                  довоенной «картонки»...
                        Театром заразил какой-то парень... Театр в села Осетии наезжал
                  часто, и первое неизгладимое впечатление от сцены — роль пастуха
                  Буца из «Двух сестер» в исполнении Мисоста Купее-ва... Попасть в
                  театральное училище? — Провалился. То же самое — на второй год.
                  Дома   ничего   не   говорил.   Невезучий.   Комиссия   была   серьезной:
                  Макеев, Борукаев, Тотров... Настырный наставник Хосроев Михаил
                  привел его  к Борукаеву. Борукаев  уперся —  не  годится,  дескать,  а
                  Михаил: «Попробуйте. Не нужны ему ни квартира, ни стипендия».
                  Уговорил. Взяли условно, с месячным испытательным сроком. Через
                  два месяца перевели на второй курс. Вскоре, из-за нехватки людей,
                  объединили третий и четвертый курсы. В 1941 году состоялся выпуск,
                  и тут началась война...
                        Возможности   человеческой   памяти   не   беспредельны,   но   четко
                  запомнилось, что весть о войне настигла его играющим в мяч во дворе
                  училища. Люди у громкоговорителей. Вскоре мужчин словно ветром
                  сдуло... Пошел добровольцем. На нарах товарняка, худой, как жердь,
                  актер   Саламов   отправляется   в   Камышинское   танковое   училище.
                  Ускоренная программа. А через пять месяцев — передовая. Донской
                  фронт.   Мясорубка   Сталинградского.   Затяжные   бои   на   Западной
                  Украине, где его танк был подожжен. Танкисты скатились в воронку
                  от снаряда. Прямое попадание мины. Смертельная рана. В горячке
                  вскочил   и   получил   пулю   снайпера.   «Это   был   конец,   —   говорит
                  Саламов, — но не поверишь, жалко было не себя, а развороченные на
                  бедре новые штаны!»
                        На войне, как на войне, — чудес не бывает. Но разве не чудо — его
                  экипаж заводит мотор горящего танка, втаскивает в него командира,
                  отходит к своим. Сознание вернулось после операции. Второе чудо —
                  возвращение   к   жизни   благодаря   крови   землячки,   крови   редкой
                  первой группы. «И вот, — вспоминает Саламов, — мне переливают
                  кровь, между нами — трубка, начинается бомбежка, я лечу черт знает
                  куда, открываю глаза, рядом — она, и между нами — трубка... Вера
                  Ревазова. Работает врачом в первой поликлинике...»
                        В перечне чудес — и дерзкий прорыв из окружения, и схватка с
                  «тигром», и десятки операций на бедре уже после войны. Болезнь по
                  имени «флегмона», с температурой под сорок, когда проблематично
                  пошевелить даже пальцем.
                        В перечне чудес — превращение танкиста в артиста: бесстрашие в
                  громыхающем танке едва ли не тождественно бесстрашию выхода на



                                                               102
   99   100   101   102   103   104   105   106   107   108   109