Page 149 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ
P. 149
поздно — четко работала репрессивная машина. Гимны, по образному
выражению одной из жертв «светлого завтра», стали перерождаться в
проклятия. Сквозь зубы. Оттепель — еще не лето. Да и она была
короткой. Замордованные идеологией и «хорошей», на скотский
манер, советской действительностью, и сегодня еще, за порогом века
двадцатого — миллионы наивных «чистят себя под Лениным», хотя
понять их можно — новая политическая элита от доморощенных
демократов до самодеятельных фашистов никакое общество устроить
не могут. Третьего, как всегда, не дано. России не дано...
Какая же Россия у Кибирова? Я бы сказал осмысленно —
переосмысленная. Ощущение, что фотокором или же оператором-
документалистом он «отщелкал» ее всю, а потом, рассыпав фотки и
нарезав кадры хроники, слепил коллаж, где-то собирая мысль в кулак,
где-то отдаваясь наитию... Но видение поэта здесь не контактное —
подобно шатуну, оно имеет «рабочий шаг» и даже в стихе-репортаже
возникает эффект ретроспекции, придающий объем и значимость и
полотну, и эскизу... Огромное количество всевозможных сокращений,
понятий-вех, которыми нашпигованы чуть ли не все стихи сборника,
четко определяют время, географию действа и наш мертвородящий
фетишизм всех этих «Осовиахимов» «ЛЭП-500», «Госстрахов»,
«собесов», «ГЭСов», «АЭСов», «ДК», «БАМов», «МХАТов», «ЦУПов»,
«ЖЭКов» и прочая, и прочая...
Как осколки в заживающих ранах, они сладко чешутся, болят в
могучем и ущербном теле России, этого двуглавого орла, двуликого
Януса, где, хочешь не хочешь, еще вчера уживались уникальные
полеты Чкалова, почин Стаханова и подвиг челюскинцев с девятым
валом сами знаете чего. «Железный занавес», а по существу, стена
зоны, вопиюще-иезуитское несоответствие официальных деклараций
и жизни как таковой, ежесекундно, словно кислотой, разъедали и
умерщвляли корни, генезис, и, в конце концов, лик народов Союза
Советских, и в первую очередь самой России, оказавшейся на сей день
в положении жертвенного палача. Каков привет, таков и менталитет.
Кафель Курского вокзала у Кибирова — липкий. Народ —
»многоликий и безликий». Полемизируя с благодушным «С чего
начинается Родина», поэт блестящим образом «списывает» сценку с
клинской электрички, где трое молоденьких оборвышей — девка и два
парня, страшно матерясь и слушая «Модерн токинг» из поганой
магнитолы, готовы задрать любого, кто помешает им вписаться в
законную жизнь... Вот вам и «загадочная русская душа». Точно как у
Окуджавы: «Ему бы что-нибудь попроще, а он циркачку полюбил»...
Наша чахоточная духовность не избирательная (Большой, Эрмитаж,
Моисеев), а в тираже народонаселения весомо, ярко, зримо
развенчана в «Воскресенье» поэта. Речь идет о воскресенье за
городом, но у Кибирова жалкий отдых с мордобоем и кровью
завершается проклятием высших сил, объявляющих, что «времени не
147