Page 153 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

— главный, стратегический просчет публицистики книги заключается
в том, что свобода и раскованность оборачиваются расхлябанностью и
пренебрежением к форме. Праведный гнев к «негативу»
цементируется в огульное отрицание всего того, что было прекрасно,
но изуродовано в адской машине советской действительности, хочется
воскликнуть — не по вине же нескольких поколений, обманутых,
отверженных, униженных и оскорбленных?! Благодаря лучшим из
них в нашей черно-белой действительности сверкали и несмываемые
краски духоборства, праведности и красоты, которые «поверх
барьеров» любых политических систем или бессистемности, и во
времени, и в пространстве...
Советская действительность — это не только тираны ВЧК, ГУЛАГ,
сексоты и прочая анафема, но и сотни миллионов людей
бескорыстных, честных, смелых, талантливых, щедрых, а главное,
верящих в созидательную силу народов, в эпохальную значимость и
неповторимость социального эксперимента, каких мир не знал!
История, любая, пишется сразу на беловик и без поправок. Я не
призываю, проклиная, петь осанну, но зачем плевать в колодец, если
он один на всех, а пустыня забвения простирается до Судного Дня?!
Всем людям, а поэтам патологически, хочется быть
неотразимыми, и, желательно для всех, во всем, навсегда! Как ни
бронзовей, и как ни занимайся самоуничижением, все мы, я имею в
виду пишущую братию, «стоим на плечах гигантов» и всей нашей
неповторимостью обязаны не только генам, семье, школе, улице, — да
мало ли кому и чему? В абсолютной степени — культурным пластам
мирового опыта, намытого тяжким трудом и вдохновением. Этот
опыт, как кровь сквозь бинт, просачивается сквозь самобытный мир
Кибирова, его поэзии. Вместе с Кибировым, и я, грешный, не могу
понять, какая такая «красота спасет мир»... И не вместе с ним уверен,
что «халявы» на творческой ниве для великих нет. А вместе с
читателем хочу сказать — как хорош он, Кибиров, в дерзкой саге
«Любовь, комсомол и весна», в элегическом прощании с Британией, в
обезоруживающей пасторали «бабушкиного двора» и еще в тысяче и
одном стихотворении, опубликованных и нет. Оставим подводную
часть айсберга литературной критике и процитируем начальные
строки из «Джона Шэйда»: «Когда, открыв глаза, ты сразу их
зажмуришь от блеска зелени в распахнутом окне, от пенья этих птиц,
от этого июля, — не стыдно ли тебе? Не страшно ли тебе?»
Прав Кибиров. Стыдно, что все мы грешны. И страшно, что мир
жесток. Даже в струнах поэтических строк...
Пушкин... По корню — пушка, а мы ощущаем хрустальную
чистоту и первозданность... Сочетание « Александр Сергеевич» —
воспринимается едино, как начальная фраза симфонии,
завершающейся мощным эпическим крещендо!..
«Москва! Как много в этом звуке для сердца русского слилось. Как

151