Page 82 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ
P. 82

классической культуры всего человечества раз и навсегда!
                        Приехав   во   Владикавказ,   Чочиев   буквально   взорвался.   На
                  сегодняшний день количество его работ не поддается исчислению. Это
                  коллапс, или, скажем по-кавказски, рог изобилия, а в этом волшебном
                  роге   —   живопись,   книжная   графика,   никем   не   востребованная
                  отличная   проза.   Для   непосвященных   скажу,   что   Магомед   —   член
                  Союза   кинематографистов,   художник-постановщик   нескольких
                  фильмов, два из которых были отмечены как лучшие на всесоюзных
                  фестивалях. Кинематографическая судьба Чочиева схожа с судьбой
                  Бибо   Ватаева,   развернувшегося   в   полную   мощь   в   фильмах
                  среднеазиатских   республик,   с   судьбой   многих   наших   борцов,
                  защищающих, как принято говорить, «цвета флагов» стран СНГ. Ко
                  всему   прочему,   Чочиев   —   художник-мультипликатор,   но   наша
                  роковая   бедность   за   десятки   лет   не   дала   ни   одной   возможности
                  проявить ему себя в ремесле и искусстве этого любимого всеми в мире
                  жанра.
                        Что отличает Чочиева-художника в главном? Я бы сказал одним
                  словом — масштаб! Скромный и незаметный, малоразговорчивый, он
                  —   приятный   нахал   в   творчестве,   очень   заметный,   очень
                  разговорчивый, очень сильный оратор, но не кулуарных ристалищ, а
                  ристалища настоящего, где борьба идет не за живот и удобства, а на
                  жизнь или смерть по самой жесткой регламентации Времени... Здесь
                  идут   в   ход   все   приемы,   без   табу   и   жалости.   Весь   драматизм   этой
                  схватки   в   том,   что   ведешь   ее   с   самим   собой.   Так   вот,   говоря   о
                  масштабе,   я   имею   в   виду   не   универсальность   и   не   изощренность
                  творческих приемов Чочиева, а его всеохват-ность, подтвержденную
                  не столько приобретенным, сколько стихийным опытом души... Это
                  ближе к метафизике и генам, чем к библиотеке и музеям. Здесь —
                  главный генератор его идей. Здесь — главные строители его замыслов.
                  Здесь — смычка парадоксальности и логики. Здесь хаос имеет четкие
                  контуры гармонии.
                        Его воображение всегда неожиданно, но это не самоцель, корни
                  замысла — в земле. Поэтому его сказочная лань — из сказки, и в то же
                  время ее хочется погладить, как лань из цейской рощи. Поэтому его
                  обнаженные в ню таинственны, как все женщины, и в то же время
                  просты и понятны,  как ребенку родная мать. Поэтому  его лунный
                  пейзаж, можно побожиться, — лунный и в то же время — увиденный
                  глазами   Нейла   Армстронга,   и   тут   важна   не   похожесть,   а   новое
                  качество   известного,   ракурс,   взгляд,   ибо   первым   признаком
                  банальности является не повторение, а серость.
                        Чочиев-рисовалыцик   всегда   знает,   что   у   него   получится.   Этот
                  опыт уже намыт и наработан. Но когда смотришь, как он рисует —
                  волнуешься,   словно   присутствуешь   при   рождении   чего-то   доселе
                  неизвестного. Мельчайшие крупицы волшебства вспыхивают то тут,
                  то там, и начинаешь понимать, что без трудного опыта жизни, как



                                                                80
   77   78   79   80   81   82   83   84   85   86   87