Page 87 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

одно удовольствие. Знает, что ты хочешь. Идет на разумный
компромисс не в ущерб делу. Он не только композитор, — ученый,
знает историю музыки, все — об осетинских музыкальных
инструментах; собственноручно восстановил двенадцатиструнную
арфу. Инициатор появления в Цхинвале органа, чуть ли не лучшего в
Европе». И Алан, вспомнив, как на этом органе Феликс играл им с
братом, кинорежиссером Измаилом Бурнацевым, две осетинские
вещи, сказал: «У меня волосы дыбом встали. — И уже с улыбкой: —
Может, поэтому выпали?» Из дальнейшего рассказа Алана я понял,
что потом была война, и экстремисты орган расстреляли. Алан не
помнил всех фильмов, к которым Алборов писал музыку, но отметил,
что Алборов и кино — тождество, и напел песню из фильма
«Праздник каждый день» Тамары Дзасоховой. И еще он сказал, что
все алборовские фильмы не помнит, помнит «Сбереги башню» И.
Бурнацева, «Ах, любовь» Б. Дзбоева и М. Цихиева, «Святой Илья горы
Тбау» Р. Гаспарянца. И завершил: «Когда тбилисским Госоркестром
исполнялась музыка к фильму «Праздник каждый день», весь оркестр
аплодировал маэстро — кто руками, кто смычком о струны, кто
бессмертным «Браво!»
Композитор Ацамаз Макоев с присущей ему деликатностью и
ясностью мысли, говоря об Алборове, сказал: «Скрябин прятал ноты
произведений Шопена под своей подушкой. Я под подушкой прячу
ноты Алборова, которые он подарил мне шесть лет назад. Для меня
они самые ценные. Не знаю, врожденный ли мой дар пианиста и
композитора, но сочинять музыку я начал, услышав музыку
Алборова». Развивая свои мысли и переполняясь чувством
благодарности по отношению к Мастеру, Макоев продолжил так:
«Самая красивая осетинская музыка — музыка Алборова. Это золотой
фонд. Я не умаляю других. Скажем, Габараев. Это трагедия,
философия. Алборов — красота. И сам он красив, как его музыка». По
секрету, Макоев сказал, что киноряд фильмов, «озвученных»
Алборовым, на его взгляд, не дотягивает до музыкальных высот
композитора. «Могу говорить об Алборове вечность», — сказал
Ацамаз. И с долей горечи: «Не для печати, но когда мне вручали
премию Коста, на церемонию пришел только он. Этот человек умеет
радоваться успехам других...»
Завершая этот очерк словами Ацамаза Макоева, скажем и мы: об
Алборове можно говорить вечность, ибо сама вечность в музыке
Алборова говорит с нами, ведь она — знамение, благая весть об еще
одной победе света над вековечным невежеством большинства из
нас...
В скромном, аккуратном кабинете композитора и ученого
Феликса Алборова в стенах НИИ гуманитарных исследований мой
беглый взгляд зацепился за несколько небольших портретов на стене
за спинкой кресла. Двоих я не угадал. Но было нечто мистическое в

85