logo

М О Я    О С Е Т И Я



ПИСЬМА ИЗ ВЛАДИКАВКАЗА

В корреспонденции из Владикавказа (см. № 55 «Северного Кавказа») мы указали на длинный ряд репрессивных мер, направленных к искоренению воровства и разбоев в Терской области. «Русская жизнь» в передовой статье от 22 июля, вполне раз­деляя наши соображения по данному предмету, надеется вместе с нами, что предание суду влади­кавказской окружной администрации прольет достаточный свет на действительные причины неуря­диц и беспорядков в Терской области. Точно так же и «Русские ведомости», разбирая в передовой статье от 13 июля упомянутые распоряжения, не находят целесообразным огульное исключение горцев из русских городов и селений с обязательством жить лишь в своих аулах. Указывая на те же статьи, г. Слобожанин в № 102 «Терских ведомостей», в фельетоне «Петербургские письма о Северном Кавка­зе», делает усилие доказать, что полицейские меры борьбы с преступностью, практикуемые теперь в Терской области, существенно важны, предупреж­дая, что «это обстоятельство необходимо помнить всем столичным судьям, решающим кавказские дела из прекрасного далека». Вот чем руководствуется г. Слобожанин:
«Рассматривая,— говорит он,— преступность в Терской области, мы должны будем в числе причин ее отметить также злую волю, проявляющуюся в целом ряде деяний, освященных адатом туземного населения. У чеченцев и ингушей, например, всякое хищение у членов другого рода или общества, а при нужде и убийство, не только разрешается как проявление джигитства, но и ставится в заслугу всякому совершившему их. Уже один этот факт указывает на исключительное положение края в явлениях подобного рода. Затем, имея в виду склонность мужской половины туземного населе­ния к праздности, необходимо считаться и с этим фактором. Далее известно, что плоскостные туземцы, во многих случаях вполне обеспеченные зем­лей, нисколько не уступают в хищничестве горцам, очень стесненным в своих земельных владениях. Отсюда очевидно, что экономические факторы,— вообще, разумеется, влияющие на преступность,— применительно к местным условиям далеко не всегда имеют решающее значение. Главной причиной преступлений остается именно дикость населения, покровительство и укрывательство их массой туземцев, вполне обособленных территориально, религиозно и административно. Злоупотребления отдельных лиц местной администрации также, вероятно, служили не в пользу развития нравственных начал, хотя, конечно, ничего нового в характере народа не создали, так как и без них джигиты и абреки всегда были народными героями. Поэтому злоупотребления представителей администрации, подобно экономическим факторам, всегда играли менее важную роль, чем дикие нравы и обычай». Затем г. Слобожанин перечисляет коренные меры борьбы с преступлениями в Терской облас­ти: «1) смягчение нравов населения при посредстве образования и прилива в край новых, более культурных элементов; 2) устранение, при посред­стве последних, территориальной и административной обособленности туземцев и, наконец, 3) увеличение землевладения горцев и лучшее устройство администрации».
Прежде чем коснуться приведенных «коренных мер», их целесообразности и способа их примене­ния, посмотрим, насколько справедливо предполо­жение г. Слобожанина относительно некоторого недоразумения, благодаря которому якобы являет­ся отрицательное отношение газет к применяемым в настоящее время полицейским мерам в Терской области.
Мы вполне согласны с г. Слобожаниным, что в числе причин преступности следует отметить «злую волю, проявляющуюся в целом ряде деяний, освя­щенных адатом туземного населения», но рядом с этим, насколько мы сами наблюдали, нельзя не признать справедливыми замечания «Русских ведомостей», что на Кавказе подобные «разбои, убий­ства, грабежи случаются более или менее часто во многих местах как в областях, занятых собствен­но горцами, так и, даже чаще, в восточном Закав­казье», а потому Терская область находится далеко не в исключительном положении в явлениях по­добного рода.
Склонность мужской половины туземного населения к праздности наблюдается опять-таки не в одной Терской области и не у одних только туземцев — следовательно, она тоже не является исклю­чительным фактором, с которым необходимо считаться только в Терской области.
Плоскостные туземцы не только «не уступают в хищничестве горцам», как говорит г. Слобожанин, но, добавим мы, безусловно превосходят их, хотя первые во многих случаях более, чем вторые, обеспечены землей. Но из этого вовсе не очевидно, что экономические факторы применительно к местным условиям «далеко не всегда имеют решающее зна­чение».
Причиной такого мнимого противоречия явля­ется, главным образом, то обстоятельство, что плос­костные туземцы чаще, чем горцы, сталкиваются с пришлым, в особенности военно-русским элементом. Несмотря, однако, и на это, между преступниками, против которых г. Слобожанин ведет свою агитацию, навряд ли можно указать хотя одного материально обеспеченного туземца.
Современное абречество, насколько нам извест­но, имеет ближайшей причиной не столько удаль и молодечество, сколько бегство от кровника и ка­торги.
Итак, мы видим, что преступность в Терской области ничем не отличается от общекавказской и даже в главном (правильная организация разбой­нических шаек) далеко уступает Закавказью.
Что же тогда заставляет терскую областную ад­министрацию не довольствоваться отмеченными г. Слобожаниным коренными мерами, а прибегать к таким, которые по «некоторому недоразумению» вызывают отрицательное отношение газет?

Представьте себе,— говорит г. Слобожанин,— положение в крае пионера сельского хозяйства. Держать скот ему нельзя, потому что украдут; развести сад невозможно, потому что плоды расхитят; нанять русского рабочего — значит подвергать его риску быть убитым; жить самому в имении — зна­чит рисковать и собственной жизнью и жизнью семьи. При таких условиях посоветовать пионеру подождать, пока учредят школы да наделят туземцев землею в большом количестве, равносильно злой и бесчеловечной насмешке. Ждать этого положительно невозможно именно ввиду культурных интересов, а потому необходимо принимать быстрые и решительные меры пресечения зла».
Не дожидаясь нашего возражения на такие «страсти», г. Слобожанин в следующем письме уже вот как отзывается о Северном Кавказе:
«Огромные пространства земли представляют одну мерзость запустения, колоссальные горные богатства лежат нетронутыми, народные силы направляются или на непроизводительный труд, или растрачиваются в самых диких проявлениях и формах». В тех случаях, когда местный житель или пришлый предприниматель брались за какое-либо хозяйственное или коммерческое дело, они считали долгом своим вести его вопреки не только историческому опыту, но и здравому смыслу... Быстро распахивались или, вернее, расковырива­лись значительные площади земли, почва истоща­лась, не успев дать и десятой доли того, что можно было бы получить от нее при правильной культуре. Заводились сады в местностях, где их сразу уничтожали градобития; устраивались заводы без расче­та на достаточный капитал, без соображения с требованиями потребителя и т. д. В результате получалась масса испорченного добра, даром потра­ченных сил и капиталов, упадок энергии, недове­рие к самой пользе дела и многое другое, так часто и последовательно задерживающее наше экономи­ческое развитие и наш прогресс вообще. Главную особенность всех этих неудач г. Слобожанин видит в бедности наших предпринимателей и работников, в их невежестве и недостатке инициативы. И это положение г. Слобожанин подтверждает примера­ми из Терской же области!
Таким образом, все причины, вызвавшие суще­ственно важные полицейские меры, далеко не со­ответствуют действительности, а те, какие имеют­ся, нисколько не составляют исключительную осо­бенность Терской области. Поэтому «некоторое недоразумение», благодаря которому якобы является отрицательное отношение газет к этим мерам, является вернее некоторым недоразумением самого автора «Петербургских писем».
Посмотрим теперь, как применяются «коренные меры». На первом плане г. Слобожанин поставил смягчение нравов населения при посредстве образования. «Приложения,— говорит он,— ко всепод­даннейшим отчетам начальника области за три последние года постоянно возвращаются к вопросу о недостаточности начального образования среди туземцев. Школьное дело,— заключает г. Слобожа­нин,— не только сознано, но энергично, постоянно и настойчиво выставляется на вид».
Так ли это? Насколько нам известно, за после­дние три года ни в одном туземном селении Терс­кой области не было открыто ни одной школы, если не считать две церковноприходские женские шко­лы, открытые «Обществом восстановления право­славного христианства на Кавказе» в селениях Но­вохристианском и Хумалагском Владикавказского округа. Зато на глазах областной администрации чуть не прекратила существование содержимая тем же «Обществом» Ольгинская осетинская 3-класс­ная школа. Уцелела она только благодаря протесту живущих во Владикавказе осетин, к которым ад­министрация не только не отнеслась сочувственно, но многих подвергла даже строгому взысканию. Мало того, нам известны случаи неразрешения ча­стным предпринимателям открытия начальных школ в туземных селениях, несмотря на то, что дирекция народных училищ Терской области впол­не одобрила программу преподавания в этих шко­лах. Все это ясно показывает, что далеко еще недо­статочно «энергично, постоянно и настойчиво выс­тавляется на вид» самая главная, коренная мера борьбы с преступностью.
Немного сделано и в отношении увеличения зем­левладения горцев. «Отобранные от туземцев лес­ные поляны, находившиеся ранее в их пользова­нии, снова возвращены им». Десятки десятин на десятки тысяч населения! Притом отобранные у них же... Ходатайство «об отдаче туземцам вообще всех полян и пастбищных мест, находящихся в горах», тоже не Бог весть что, так как все эти поляны и пастбища, находясь целые столетия в пользовании туземцев, нимало не улучшали экономического быта горца, благодаря, конечно, положительной негод­ности их к возделыванию. Впрочем, всякое даяние благо...
Больше всего, по-видимому, терская областная администрация озабочена устранением территори­альной и административной обособленности тузем­цев посредством якобы прилива и край новых, более культурных элементов. И в чем же она прояв­ляет эту заботу? Она исключает горцев из городов и слободских поселений, где они занимаются поденщиной, отхожим промыслом, торговлей, где многие из них обзавелись имуществом и, воспитывая детей в местных учебных заведениях, бесповоротно отдались гражданственности; безусловно запре­щает проживание одной национальности в районе населения другой национальности и на основании этого разоряет хутора, гонит арендаторов частных, казенных и казачьих земель в горные трущобы, запрещает частным предпринимателям, «более культурным элементам», держать туземную прислугу и вообще пользоваться туземным трудом, несмотря на преданность, положительность и безусловную трезвость рабочих туземцев. Получается, конечно, результат, если не диаметрально противоположный, то, во всяком случае, не тот, какого хотела достиг­нуть администрация области. Что остается делать? Конечно, признать необходимым возможно безот­лагательное выселение на свободные земли Став­ропольской или иной губернии той части горцев, поземельное устройство которой на месте ослож­няется различными обстоятельствами, а также жителей тех аулов, которые более других прояви­ли себя хищническими наклонностями. При этом, ввиду заявляемого наиболее беспокойной частью населения желания выселиться в Турцию, началь­ник области не считает уместным препятство­вать выполнению такого намерения жителей.
Такую необходимость г. Слобожанин объясняет так: «От переселения части теземцев в другие гу­бернии и от добровольного выселения их в Турцию должны остаться свободные земли, часть которых пойдет на удовлетворение нужд малоземельных гор­цев. Другая же часть, увеличенная полосами част­новладельческих имений, за счет крестьянского банка, могла бы образовать площадь земель, при­годных для расселения здесь русских переселенцев. Благодаря этой мере в край могли бы проникнуть более культурные и мирные элементы, а с наруше­нием территориальной обособленности туземцев значительно облегчилось бы и слияние их с Росси­ей».
О tempora, о mores! При чем здесь «возможно безотлагательное» выселение горцев в другие губер­нии, когда сам г. Слобожанин утверждает, что у нас на Северном Кавказе «огромные пространства земли представляют одну мерзость запустения», когда самая бедная казачья станица сдает ежегод­но тем же самым туземцам и «новым, более куль­турным элементам» не одну тысячу десятин «из­лишков?»
Можно ли не считать «уместным препятствовать добровольному выселению туземцев в Турцию», когда, как справедливо замечают «Русские ведомости», «выселение горцев происходило преимущественно с Западного Кавказа, а восточные горцы обыкновенно крепко привязаны к своей родине?» Допускать разорение одних туземцев ради удов­летворения нужд других, снабжать внутренние губернии горцами, более других заявившими себя «хищническими наклонностями», выбрасывать за борт государства «беспокойную часть населения» потому только, что она еще не ведает, что творит,— значит ли это достигнуть слияния туземцев с Рос­сией путем европейской цивилизиции? Мы больше чем убеждены, что приливу в край «новых, более культурных элементов» и, следовательно, устране­нию при посредстве их территориальной и админи­стративной обособленности туземцев, т. е. более быстрому сближению их с Россией мешает не столько «злая воля» чеченца и его заржавленная Еременка, сколько лихая песнь казака:
Выпьем мы по чарочке
И песню запоем.
Выпьем по другой —
Разговоры заведем...