Page 155 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ
P. 155
он говорил о чуждости и вредности его в условиях пренебрежения
языком родным!
«Графиня Дарья Федоровна Фикельман... жена австрийского
посланника при короле обеих Сицилии» — такова была Россия не
Пушкина — Россия верхов надменных и чопорных в презрении к
собственному народу и его культуре, но в смехотворном
подобострастии перед лжеевропой, ибо лучших представителей
Европы в России можно было пересчитать по пальцам. Чехарда
родственных связей элиты — сомнительная связь культур, как из рога
изобилия она плодила дантесов и их покровителей...
Какая громадная работа стояла перед русской интеллигенцией и,
в частности перед Пушкиным, чтобы сквозь гнилую коросту
«грекорязанского гекзаметра» хлынула живая кровь народной речи
Руси, литературы, о которой К. Чуковский с убежденностью заявил:
«... русская литература, может быть, самое прекрасное из всех
вероисповеданий».
Львиная доля этой работы упала на плечи Пушкина — крутой
замес родного языка, этот конгломерат несовместимостей, этот, пока
что графит, пачкающий порой губы косноязычника или копеечного
книжника, он превратил в ограненный алмаз, засверкавший такими
оттенками, каких, казалось, доселе в природе языка не существовало...
Он писал: «Как материал словесности, язык славяно-русский имеет
неоспоримое превосходство перед всеми европейскими...», понимая,
что: «...чуждый язык распространяется не саблею и пожарами, но
собственным обилием и превосходством».
С незапамятных времен произведения искусства делились на
элитарные и для масс. «Милый, вспомни, что ты, если пишешь для
нас, то печатаешься для черни...» А для кого писал поэт, если при
жизни им восхищались столичные интеллектуалы и корявые мужики,
читающие по слогам?..
Эстетика Пушкина — это не выбор, не облагораживание, не
красивости... Это обнажение внутренней сущности всего сущего и
ключ к логической парафразе Маркса: «Мне близко все
человеческое». У Пушкина эстетично все — и это доказательство того,
что если эстетика — «наука о прекрасном», то она находится везде, а
не только в залах музеев и мастерских художников...
О чем бы ни писал поэт, строка его легка и изящна, стремительна
и импульсивна... Сегодня уважающий себя поэт избегает зарифмовки
двух глаголов или двух существительных... Пушкин писал, как пел —
его рифма свободна, естественна, непретенциозна, она перетекает от
строки к строке, как плавная бесшумная река или же звенящая горная
речка в пляске брызг и беззаботного веселья!.. А как органично
вплетены в ткань его поэзии бестелесные персонажи античной,
римской, кельтской, славянской мифологий — они придают стихам
запас вечности, основательность опыта, элегантную возвышенность,
153