Page 159 - ГУДИЕВ - ВЕРШИНЫ

Жены, сотканной из улыбок, сказок и снов... В этой Вечной Жене — и
музы, и русалки, и нимфы, и вся нежность мира... Мужчина и
Женщина обречены на близость, но у Блока — через стыд, смятение —
или же неистовство, сокрытое черным пологом ночи от собственного
взора...
«Приближений, сближений, сгораний — не приемлет лазурная
тишь...» Кристальная чистота, остраненность и боль.

Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Все померкло, ушло, отошло...
Белый стан, голоса панихиды
И твое золотое весло.

И он знал:

А они проходили все мимо,
Смутно каждая в сердце тая,
Чтоб навеки ни с кем несравнимой
Отлететь в голубые края.

Это ему «вдали призывно машет твой узорный, твой цветной
рукав».
Это он «...от бега задыхаясь, один в песке. В пылающих глазах еще
бежит она — и вся хохочет, хохочут волосы, хохочут ноги, хохочет
платье, вздутое от бега...»
Это он: «Моя! Моя! И пусть она мне крикнет: «Твоя! Твоя!»
Только Блок в четырех строках без символики, архаизмов и
пристрастия мог вписать в золотой лист иконы образ России и русской
женщины:

В густой траве пропадешь с головой,
В тихий дом войдешь, не стучась...
Обнимет рукой, оплетет косой
И, статная, скажет: «Здравствуй, князь».

И, наконец, вершина:

И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.

И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,

157