1891
А. А. ЦАЛИКОВОЙ15 июня 1891 г. Георгиевско-Осетинское
15 июня 1891 г.,
сел. Георгиевское.
Может показаться странным, что я адресую письмо на Ваше имя... Имею ли я на это право — не знаю и даже не стараюсь знать. Я пишу, потому что чувствую в этом потребность... Адресую Вам, потому что верю в свой собачий инстинкт, который мне говорит, что Вы охотнее других будете делиться со мной владик<авказскими> новостями. Неприятно Вам — разорвите письмо, нахмурьте брови, надуйте губки и назовите меня глупцом. Улыбаетесь... ну, и слава Богу!.. Я очень рад побеседовать с Вами издалека... Прежде всего, позвольте Вас поздравить с окончанием курса. Теперь, надо полагать, к Вам невозможно будет подъехать и на буланой козе; но ничего — мы Вам и издали с полным нашим удовольствием будем ломать шапку, а Вы нас удостаивайте легким кивочком.— Хорошо? Как бы я хотел взглянуть на Вас хоть одним глазком... Я до сих пор не верю, что я за 400 верст от своих влад<икавказских> друзей, а между тем это так... Пять дней я уже дома, а не могу оглядеться. Сегодня только развязал свои чемоданы и привел в порядок свою комнату... Ваш портрет (я до сих пор скрывал, а теперь признаюсь, что я нарисовал для себя Вашу физиономию...) я повесил рядом с изображением матери. Простите за такое «присвоение чужой собственности» — я не юрист, а художник, которому позволительна некоторая вольность... Эх, Анна Александровна! Хорошо Вам... Вы так молоды, полны жизни и энергии. Вы еще незнакомы с разногласьем совести и житейской мудрости... Я Вам завидую. Горе Вам, если Вы с своей отзывчивой душой и способностями заразитесь предрассудками «мишурного света». Воспитайте до непоколебимости Вашу любовь к труду и человечеству, и Вы будете счастливейшею из смертных. Не смейтесь. Я не учить берусь Вас, а говорю то, в чем глубоко убежден. Мне вообще очень часто хотелось с Вами беседовать, как друг и брат, но!., странно слагаются мои обстоятельства. Едва только я перехожу за пределы простого знакомства, начинаю привязываться к человеку, как к родному существу... едва я начинаю чувствовать потребность в его обществе, в его нравственной поддержке, как неумолимая судьба выдвигает между нами буквально непроницаемые стены... То самое случилось со мной и тогда, когда я поселился в Вашем доме. Есть очень характерная поговорка (русская): «Лучше не свыкаться, чем нам расставаться». Я так привязался к Вашей семье, что положительно отвык воображать себя вне Вашей среды... Все Ваши интересы делались мне дороги, как собственные... Казалось — не было мысли, не было мечты, которую я мог бы скрыть от вас (говорю обо всех). Лично Вы могли этого не понимать... Ел<ена> Алек<сандровна> также не могла знать, но Александр, вероятно, чувствовал это хорошо. Людей пугает это сближение сердец... Они не понимают жизни без расписок, векселей и нотариальных обязательств и, «рассудку вопреки, наперекор стихиям», разрушают человечные отношения. В одно время я был почти в приятельских отношениях с Аликовой (Анечка), а теперь она говорит обо мне, что я ее сватал, но она отказала... О, жалкое тщеславие! При случае передайте ей, что я не сержусь на нее и во всяком разе не стану платить ей той же монетой... Остерегайтесь, как друг, говорю Вам — остерегайтесь этих институтских замашек... Пишите, умоляю Вас, обо всем, что придет в голову... Буду благодарен до бесконечности. Других не смею просить — они народ занятой, серьезный... Как Ваша музыка? Поклон всем.
Как прошли экзамены Михала? Уехал ли Гази? Как собираетесь провести лето? Словом, пишите все, все подробно и почаще.
Коста.
Адрес: через Баталпашинск (Кубанской обл.). В Георгиевско-Осетинское селение.
Адрес: В г. Владикавказ.
Ее высокоблагородию
Анне Александровне Цаликовой.
Тарская улица, дом Кочинова.
4. В. Г. ШРЕДЕРС — КОСТА ХЕТАГУРОВУ
20 июля 1891 г. Керчь
20 июля г. Керчь
Вчера, дорогой Коста, получила Ваше письмо от 8 числа, мне переслал его Владислав, которому я уже написала, прося ответить Вам скорее как о жалобе, так и о намерении писать ей.
Раньше, числа 11-го, я писала Кизеру, прося его скорее мне написать о результатах разговора с девицею, но пока ответа нет. Я просила Кизера Вам тотчас же написать, как что-нибудь узнает. Ответ Ст<епана> Як<овлевича> мне не нравится, т.е. он не предвещает ничего хорошего.
Вообще, Коста, я боюсь за неудачу и не знаю, как Вы поступите. Неужели все-таки женитесь не любя, по выбору родных! Бога ради не делайте Вы этого, ведь Вы всю жизнь свою сгубите.
Мне пришло в голову, если вы решитесь жениться не любя, то хоть женитесь на той, которая Вас любит, она и осетинка к тому же, да и мила очень, я говорю об Анюте Цаликовой.
Но это все крайности, лучше подождите. Об № ведомос<ти> и программы я написала. Вертепову я лично, уезжая, говорила, но он не поверил, что Вы хотите работать.
Здесь я до 25-го, а потому напишите мне о своем настроении в Крым, Балаклаву до востребования; я там пробуду числа до 27-го августа. Здесь я лечусь грязными (sic!) ваннами, и ноги поправляются, а нервы все плохи, совсем я развинтилась, но в море, доктор уверяет, я окрепну. Буду верить. Со, мной моя коллега из Гжатской прогимназии, отличная девушка, и мы не скучаем. Керчь — хорошенький приморский городок, и жизнь очень дешевая, впрочем, мы не барствуем. Владислав пишет и все больше глупости. Квартиру поправляют, и есть надежда на будущий год не хворать ногами.
Пожалуйста, не делайте глупостей, свойственных влюбленным. Я очень желала бы быть с Вами это тяжелое для Вас время. Верьте, я очень желаю Вам успеха и понимаю Вас отлично, но поймите, не стоит же ни за что губить такого человека, как наш дорогой Коста. Право, Вы не в праве делать глупости ради Ваших друзей, котор<ых> у Вас большое количество. Вон барышня — Надя Мерчанская, помните, все о Вас спрашивает в письмах и жалеет, что не увидит Вас, верно, очень долго.
Когда Вы будете в Екатеринодаре? Влад<ислав> выедет меня встретить в Новорос<сийск>, и мы будем проезжать Екатеринодар числа 30-го августа. Хоть бы свидеться. А если в Тифлис поедете, то, наверное, заедете во Владикавказ. Очень хотелось бы повидаться. Пожалуйста, пишите скорее. Ей не пишите до письма Кизера, тогда виднее будет, а Кизер сердечно Вам предан и, верно, не заставит долго Вас ждать.
Будьте же терпеливы, дорогой друг. Искренне преданная Вам
Вар. Шредерс.
Кушать и гулять можете, но в свин<ью> обращаться не могите, и Боже Вас упаси!
5. Б. И. ТУАЕВ — КОСТА ХЕТАГУРОВУ
<После 10 июня 1891 г.>
...Кизер говорит, что мадам Шредерс спрашивала его мнение по известному тебе делу, а поручать не поручала, и того самого господина в городе нет. И затем кланяется тебе. Ходил сегодня после обеда к Червинской, чтобы взять портрет Кипиани, и она мне говорит, что она об этом посылала сказать Куликовской, и та обещалась придти и посмотреть портрет, и если дня через два не придет, то сама пошлет портрет к ней и о результатах после сообщит тебе. Белло не соглашается отпустить краски, я мерзавца и так и сяк уговаривал, но ничего не вышло. На картин нет покупателей, а тем более разыграть их трудно. Вертепова не видел еще, постараюсь разыскать его в воскресенье.
Да, чего ради ты принимаешь грязные общественные дела вашего селения, я тебе не советую входить в эти дрязги, будь они трижды прокляты, пусть себе грызутся, так все наши живут с сотворения мира и так и умрут. Еще какой-нибудь мерзавец донесет на тебя, что ты их бунтуешь, подстрекаешь, и тогда окончательно тебя будут преследовать. Плюнь, ради Бога, на все это.
Иване с гор и носу не показывает, его напугали, что Каханов его ищет за то, что адрес подписал, и он теперь ни за что сюда не покажется; его сыну отказали от стипенди<и>, и он шлет, чтобы я его отправил в горы, но дороги в Касарском ущелье размыты, и нет попутчика. В <нрзбр.> случилось большое происшествие, жертвою которого пали два сына Левана (Дзапарты) и сосед их, какой-то Дзалаев, подробности тебе расскажет твой посланник — никак не могу застать его дома; он письмо твое передал и затем больше не приходит к нам. Жоржик все ждет твоего приезда, а Любочка ругается с тобою, Леонид 14-го уехал в Ставрополь, Саша сидит дома, сам не знаю, что с ним делать, пусть сидит в пятом классе другой год, авось как-нибудь перейдет в шестой, а там черт его возьми. Жена и Вера кланяются всем вашим. Что поделывает Ольга?
Ради Бога, пошли свою жалобу.
Затем будь здоров.
6.В. Г. ШРЕДЕРС
19 сентября 1891 г. Георгиевско-Осетинское
19 сентября,
сел. Георгиевское.
Всегда так бывает, дорогая Варвара Григорьевна,— разъедутся друзья, поскучают месяц-другой, настрочат друг другу по небольшому листку почтовой бумаги и забывают минувшее.
«Кто устоит против разлуки». Я не упрекаю Вас — Боже сохрани... Человеческую натуру трудно переделать. Мы с Вами — не исключение, а о других и говорить нечего.
Больно одно — я слишком нуждаюсь в нравственной поддержке, чтобы так скоро выбросить меня за борт товарищеской заботливости. Положение мое не поддается описанию... Я отрезан от всего. Предлагают поступить писцом в управление отдела или конторщиком на серебро-свинцовом руднике в Карачае. Последнее все-таки лучше. Жду, что будет дальше... Бороться не могу... Один в поле не воин. Спасайся, кто может... Разве Шиллер мог бы теперь сказать мне: «будь доволен и тем, что любишь безнадежно», так как по его свидетельству — «любовь лишь знает тот, что любит безнадежно». Ха-ха! Старая песня!
К 10 ноября приглашаю Вас и вообще всех друзей на свадьбу. То ли дело — «жена да боится мужа, а муж да колотит неразумную жену»... Коротко, ясно и вместе с тем очень глупо... Что делать?!
Иссякла мысль, тускнеют очи,
Остыла кровь, изныла грудь...
Душа мрачней осенней ночи,
Замолкла песнь... Утерян путь...
Былого нет... В игре ничтожной
Без назначенья и следа,
Как сон болезненно-тревожный,
Промчались лучшие года...
В грядущем... нет, не надо счастья,
Я не привык... Я не хочу...
Один лишь звук, лишь миг участья.
За них я жизнью заплачу...
Но, видно, не судьба. Во всяком случае еще не все потеряно. Я жду... Ради Христа пишите, пишите — Христа ради. Поклон всем.
Ваш Коста.
Маленький Хорадзе с большим успехом может быть назван большой свиньей. Что сталось со школой осетинской?