1893
9. А. Я. ПОПОВОЙ
10 апреля 1893 г. Ставрополь
10 апреля 1893 г.
г<убернский> г. Ставрополь.
Вы уже «бабушка», а я тем более дедушка с значительной сединой и солидною плешью на голове... Идет восьмой год, как я, впервые встретившись с Вами, уже ни на минуту не забывал Вас — достаточное, кажется, время для обсуждения наших взаимоотношений. Давайте же решим наконец роковой вопрос: быть или не быть? Я предлагаю Вам незапятнанную совесть, честное имя, любящее сердце и трудовую жизнь, и если найду в ответ
Один лишь звук, лишь миг участья,
то
За них я жизнью заплачу...
Скажите прямо, дорогая Анна Яковлевна, — да или нет. Не томите слишком долго в ожидании ответа.
Всегда, ныне и присно безгранично преданный Вам и безмерно любящий Вас Коста.
P.S. Адрес: в г. Ставрополь. В редакцию газеты «Северный Кавказ».
К. Л. X.
Хотел на этом закончить письмо, но не могу... Я должен высказаться более откровенно... Анна Яковлевна! В чем Вы сомневаетесь? Что Вас особенно пугает? Почему Вы боитесь выходить за меня?.. А Вы боитесь, именно боитесь — это я чувствовал всегда, чувствую и теперь... Но не вполне ясно понимал причины такого страха... Вы, конечно, никогда не питали ко мне и сотой доли моей привязанности к Вам, но Вы не чужды были теплого участия и сердечного расположения ко мне — это верно — и при этом как будто боялись более сильного сближения со мной — почему? Главная причина, конечно, — моя материальная необеспеченность, вторая — мое неопределенное положение в обществе, третья — неодинаковость религиозных исповеданий и национальная рознь. Дорогая Вы моя Анна Яковлевна! Разве я говорю, что было бы худо быть материально независимым и уважаемым членом общества? Разве религия и национальные традиции — последняя спица в житейской колымаге? Я говорю только, что им нельзя придавать такого громадного значения в деле семейного счастья, нельзя из-за них разрушать величайшую гармонию мироздания, лучшее проявление Бога на земле — созвучие сердец, сродство душ... любовь... Послушайте, что говорит С. Смайльс в своей знаменитой книге «Ум и энергия». «Домашнее счастье зависит от сердца, ума и вкуса, от разумности, предусмотрительности и доброй нравственности, основанных на любви» — и всего этого как у Вас, так и у меня хватит настолько, что мы, вероятно, не выцарапаем друг другу глаза. Бедность — не порок, а честная трудовая жизнь — вернейший путь к приобретению уважения порядочных людей. Национальная рознь наша ничтожна, а в религии мы, вероятно, солидарны.
К чему ж мы лишили возможного счастья
Цветущую юность свою?
Поборите же наконец свое малодушие, дайте мне смело Вашу руку и, клянусь Вам,— мы из когтей самого ада вырвем свое счастье. Мое изгнание Вам, конечно, известно, но оно нисколько не помешает нам устроиться где и как только мы с Вами найдем нужным и удобным. Если хотите, я могу продать свою землю и приобрету домик в Владикавказе... Словом, скажите только да, и все пойдет, как по маслу. Нет, если хотите, то даже и окончательного ответа пока не давайте. Не откажите мне только в совместном обсуждении вопроса... Напишите мне откровенно свои взгляды на жизнь, свои сомненья, надежды и желанья... На все, о чем бы Вы меня ни спросили — на все я дам Вам самый чистосердечный ответ — клянусь Вам! Посмотрите кругом себя — чем люди живы? Неужели же Вы хотите походить на тысячи наших дам, всю жизнь прозябающих на шелковых подушках и не имеющих никакого другого призвания, как постоянное удовлетворение своих мизерных, а подчас даже пошлых страстишек при полном бездействии ума и сердца. Поймите, дорога<я> Анна Яковлевна, что это самые несчастные создания в мире, никакие богатства и никакие почести не замаскируют их духовного убожества. Отношение Ваших родных ко мне не настолько, думаю, враждебно, чтобы они усиленно отговаривали Вас соединить со мной свою судьбу, а когда они увидят, что мы действительно счастливы (а что мы будем счастливы, в этом я положительно не сомневаюсь), то, конечно, примиряться с Вашим выбором и Вы снова встретите в них тех же дорогих и любящих братьев, сестер, племянников, племянниц и пр. Что же касается Вашей матери, то уверяю Вас — я ее люблю не меньше Вашего, потому, конечно, что она Ваша, а то, что связано с Вами, и Вас самих я, кажется, люблю больше, чем Вы сами. Следовательно, и Ваша мать скоро полюбит если не меня, то мою привязанность к Вам... Говорил ли с Вами относительно меня Петр Яковлевич? Ему было в некотором роде поручено спросить Вас, как Вы смотрите на меня... И Вы, говорят, ответили, что смотрите на меня, как на хорошего знакомого — не больше и не меньше. Насколько все это правда — не знаю. Вообще признаюсь Вам откровенно — я никогда не старался особенно скрывать свои чувства к Вам, потому что, если и было во мне что-нибудь достойное уважения, то именно эта непорочная и бескорыстная привязанность к Вам. Писал я о Вас и Степану Яковлевичу и получил ответ в таком приблизительно роде: «только сам совершеннолетний и здравомыслящий человек вправе располагать своей судьбою — и никто не должен вмешиваться в его личное дело». С тех пор прошло больше 11/2года. На масленицу я был во Владикавказе... встречался, бывал... (Вам, должно быть, писали)... но не осмелился заговорить о Вас... Господи! Когда же кончатся мои страдания? Поймите, дорогая Анна Яковлевна, что только Вы, Вы, никто и ничто больше не служит источником моего бытия. Откликнитесь же, наконец. Доверьтесь, протяните руку... Пишите просто, не стесняйтесь зачеркивать, как я, а главное, отвечайте скорее, скорее... Ваш, всецело и неизменно.
Ваш Коста.
Сообщите мне свой адрес, если, конечно, и пр.
Адрес: Заказное.
В г. Гори, Тифлисской губ.
Ее высокоблагородию
Анне Яковлевне Поповой.
10. А. Я. ПОПОВА — КОСТА ХЕТАГУРОВУ
26 апреля 1893 г. Тифлис
26-IV-93г.
Тифлис.
(«Все, что произошло, мне очень неприятно, больно...»)
Хотя и против желания, но, оказывается, я ввела Вас в заблуждение. На Вас я действительно смотрела только как на хорошего, доброго знакомого, как на др<уга>.
Не Вы ли твердили [еще] с 85 года,— (когда я еще училась),— что хотите одного знакомства и больше ничего. Не Вы ли уверяли, что никогда не допустите, чтобы развилось более серьезное чувство? Я Вам поверила, но теперь приходится сожалеть.
За отрицательный ответ и за все невольно причиненные огорчения прошу простить без вины виноватую
А. П.
Я ставлю святую дружбу выше всего.
11. С. В. КОКИЕВ — КОСТА ХЕТАГУРОВУ
28 мая <1893 г> Владикавказ
28 мая
Дорогой Коста!
Прими сердечное мое спасибо за твое теплое письмо. Пользуясь свободным днем (воскресным), спешу ответить. Если ты меня знаешь, в чем я не сомневаюсь, сколько-нибудь, то поверь, что я личные интересы и расчеты никогда не ставил выше общественных, деловых и всегда охотно принесу мелкие требования самолюбия в жертву делу. В этом не сомневайся. Охотно забуду прошлое, если оно было так на самом деле, и очень жалею, что я десять лет жил под влиянием заблуждения по этому вопросу, а в душе гнездилось неприятное чувство в продолжение этого же времени как к редакции, так равно и к Евсееву, когда было место более теплому, симпатичному чувству. Дело в сущности пустое — об отношении друг к другу двух частных лиц и не стоит тех разговоров, которые мы с тобою ведем по этому вопросу давно. А оно тем не менее потребовало твоего вмешательства для своего выяснения и должно кануть в вечность лишь ради этого одного, помимо других причин, говорящих за то же. Если бы не было такого нечаянного казуса, то я бы давно был одним из деятельнейших сотрудников газеты. Быть может, и теперь будет не поздно, посмотрим по обстоятельствам. А пока перейду к делу и сообщу тебе весьма необходимое сведение о твоем приятеле Голубове.
В Тифлисе, в канцелярии главноначальствующего, уже написана бумага Каханову об удалении твоего приятеля с должности и предании суду. Вопрос только о времени, пока бумага придет и будет исполнена. Но и это недолго затянется. Кажется, откупиться уж нельзя. Старый бирюк уже в капкане. Глаха Мансуров собирает компанию на балку, хочет ему хист делать. Сведения самые свежие, достоверность их не подвержена никакому сомнению. Процесс будет громок и интересен, ради одного этого желательно вступить в какую-нибудь редакцию. Казалось бы, что пора и смириться да рассчитываться своею шкурою, но старый плут не хочет мириться. В заседании Тифлисской судебной палаты, бывшем 3 мая во Владикавказе по делу бывшего пристава Антоновского, поверенный последнего Тимченко в своей речи выразил, что не столько виноват его клиент, сколько эти гг., указывая на Голубова, Семенова (его помощ<ник>), Беликова и других, фигурировавших в деле в качестве свидетелей, которые сами преданы суду за злоупотребления. Нравственный облик их он очертил так прекрасно, что я его расцеловал. Против подобного заявления Тимченко в суде, публично, он будто бы хочет протестовать. Но это, по-моему, предсмертная агония.
По поводу твоих заметок, будто бы Каханов списался с тамошним губернатором. Правда ли это? И вообще, если имеешь какую-либо возможность, то узнай об этом через кого-нибудь. Даже для меня очень интересен вопрос о их отношениях. Кроме того, в деле Антоновского выяснилось очень много интересных данных в заседании, о которых при случае сообщу. Пока же сообщаю тебе кое-что в сыром виде, конечно, ты можешь по своему усмотрению распорядиться этим материалом; с этою именно целью я тебе и даю его в необработанном виде, дабы не стеснять и твоей свободы.
Артист, о котором я тебе пишу далее, Додти Караев, не последний из могикан. Это одна из злейших и мерзейших ехидн, пущенных в Осетинский округ самим сатаною за грехи наших предков. Его имя часто проскальзывало в процессе Антоновского; а в процессе Голубова будет деятельнейшим свидетелем в защиту лжи и всяких мерзостей. Человек этот ненавидит добро. Он первый стал во главе осетин, которым не нужно было осетинской женской школы; а сам первый отдает туда на казенный счет своих детей. Если его планы многие не удались, то это случайность. [Узнаешь в нем осетина?] Из ненависти к добру он всегда явится лжесвидетелем против тебя, меня и др., а может, и являлся, но мы не знаем. Ввиду изложенного, подобных г.г. надо чаще и рельефнее выводить на свет Божий, чтобы они были видны как на ладони.
Сам Голубов даже выехал уже в Тифлис. Зачем и для чего? Увидим и узнаем судьбу этой компании, пустившей так много корней и сильной в том смысле, что она, предчувствуя свое падение, будет энергична, не пожалеет своих последних усилий и средств, а особенно ввиду той тяжкой перспективы, ожидающей их, когда им вздумают воздать должное.
Относительно городских дел особенно интересно то, что Каханов так спешит утверждением новой думы и головы, будто бы ввиду скорого перехода. Армянская партия города Владикавказа работает деятельно против этих выборов, так как сама забаллотирована и составляет довольно сильный противовес, имея во главе людей деятельных и знающих. Армянин, хоть вообще плут, но должно дать справедливость его уму, энергии и умению. Здешние армяне сами по себе слабы, конечно, но у них есть связи, и с уверенностью говорят, что Каханов не достигнет своей цели, а именно такого состава думы и головы.
Это я тебе сообщаю как необходимое дополнение для того, чтобы наши городские дела тебе были понятнее. На лилеевских обедах ему даже не было послано приглашения, и, конечно, он не участвовал ни на одном. Всего теперь не передашь, и потому я перехожу к вопросу об осуществленье наших предположений. Прости, что я к тебе буду гораздо откровеннее, чем ты; не прими это за упрек. Как сказал я выше, что я готов ради тебя все забыть прошлое, готов на все жертвы, которые от меня потребуются, и далек от мысли о гонораре, потому что молодая сравнительно газета еще неокрепшая; она сама требует поддержки; но с другой стороны, Коста, приняв участие в редакции, необходимо бывать везде, дабы собирать сведения, проверять их раз-другой; а для этого, во всяком случае, необходима копейка-другая свободная. В настоящее же время, при этом палаче, я не имею этой возможности, т.к. без дела по сию пору. А если надежды юношей питают, то старцам разве кусочка не полагается? Во всяком случае ты меня поближе познакомь с требованиями редакции, какого рода материал для нее ценнее, какие стороны вопроса каждого ей более интересны.
Василия не видал, он в Ардоне; Борис в Грозном, я одиночествую без них.
Затем будь здоров, так же добр и прими привет от моих, которые так часто тебя вспоминают.
Твой Кокиев.
12. Б. И. ТУАЕВ — КОСТА ХЕТАГУРОВУ
19 июня 1893 г. Грозный
19-го июня 93 г.
гор. Грозный
Ты что это ничего не пишешь, жаль тебе семи копеек что ли? Я сейчас в Грозном у Гиоева, а завтра буду во Владикавказе и пробуду, вероятно, до 1-го июля, так что можешь писать на мое имя прямо в Межевое Управление. Правда ли, что будто Каханов писал в редакцию «Северного Кавказа», чтобы более не печатать твоих писем, или это вранье? Что же ты не высылаешь формального удостоверения, чтобы взять твою картину, а то этот мерзавец не отдает. Или ты думаешь сам приехать во Владикавказ, это будет еще лучше. Сожалею, что Леонид остался на второй год, я тебя просил, что в крайнем случае и репетитора пригласи из старших учеников, потерять год — это великое дело; он говорит, что из училища не пустили его к тебе, почему и не был у тебя пред отъездом. Голубов ездил почему-то в Тифлис, а теперь, говорят, поедет в Петербург, но воображаю, как он там обделает свои дела, когда тут боится зайти даже к Каханову.
Нового во Владикавказе нет ничего, кроме того, что каждый день идут дожди, везде тихо и спокойно. Да, Самадова похерили совсем, т.е. Св. Синод дело его возвратил на благоусмотрение местного епископа, а он положил такую резолюцию: «Предлагаю Самадову искать себе место в одном из осетинских приходов» — как тебе это нравится, человек получает в год тысяч пять, а теперь не угодно ли на 400 руб. в Осетию?
Сухиев, говорят, при смерти от чахотки, и дело еще ничем не решено. Александр пока при осетинской церкви, его нигде не видать, все прячется от людей, а более всего от Каханова, но такому большому кораблю трудно спрятаться; Каханов, говорят, наводит везде справки о том, правда ли он пьянствовал по подвалам и с кем, и вот он теперь никуда из своего дома не выходит.
Итак, в скором времени жду от тебя письма о твоих делах и твоем здоровье, а мы все живы и здоровы, равно и Василий с семейством, и все шлют тебе поклоны, а от меня поклонись Шанаевым.
Борис Туаев.
13. Г. В. БАЕВ — КОСТА ХЕТАГУРОВУ
16 июля 1893 г. Одесса
16 июля 1893 г. Одесса.
М'æрдхорд Коста!..
Долго, брат, мы не наведываемся о нашем житье-бытье!.. Много воды и камней унеслось с гор по родному Тереку с тех пор, как мы расстались, а потому сообщить друг другу кое-какие хабары из нашей жизни будет, я полагаю, обоим нам весьма интересно...
Я теперь на 4 курсе юридического факультета и должен окончить в мае 94 года, если только покровитель Осетии Уæларвон Уастырджы сделается моим хъузон!.. По окончании думаю избрать поприще адвоката, т.е. либеральную профессию, но никоим образом не намерен поступать на коронную службу...
Брат Михаил Гадоевич кончил в мае по первому разряду Императорское училище правоведения и поступил в гвардейский уланский полк. В настоящее время он уехал за границу, преимущественно намерен прожить в Париже, дабы закончить свое образование!.. Избрал он военную карьеру с тою целью, чтобы у нашего народа были защитники и достойные представители среди сильных мира сего!..
Число студентов из горцев за последнее время довольно-таки увеличилось, причем большинство из осетин. Наша молодежь весьма сочувственно относится к делу нашего языка, но, к великому сожалению, дальше слов пока дело не подвигается!..
Я завязал с пр<оф>. Миллером небольшую переписку, послал ему около 400 пословиц на нашем языке с переводом на русский. От него я получил первый том его этюдов. На этом пока наша переписка и закончилась, не знаю пока ничего о судьбе моих пословиц!..
Миллер занят в настоящее время составлением осетинско-русско-немецкого словаря; собрано у него более 8 000 слов. Это будет капитальный труд, а для нашей интеллигенции и весьма необходимый, потому что большинство из нас весьма поверхностно знает свой язык, который далеко не так беден, как это утверждают некоторые!..
Ты как-то говорил, что намерен издать свои осетинские стихи.
Если бы вышел хоть один такой сборник стихов, вообще легкой поэзии, то это было бы настоящим событием в жизни нашего народа!..
Я как-то говорил нашему Гадо об этом, он одобрил и обещал материально помочь.
Издать можно будет и в Москве, где имеется у Миллера и шрифт подходящий, да и цензором можно попросить стать самому Миллеру...
Впрочем, все можно устроить, лишь бы были стихи, басни и т.д. У тебя есть весьма прелестные вещицы, вроде «Хъуыбады», которые я устал даже переписывать любителям осетинских стихов.
Что касается до нашего Гадо, то он пробыл с 10 апреля до 10 июля в Питере. Его послали в командировку в Бухару, вернется он к Новому году и получит новое назначение.
Я с большим интересом слежу за твоей литературной деятельностью. Если не ошибаюсь, то очерк о Карачае в журнале «Север» принадлежит твоему перу и карандашу!
Здесь, при публичной библиотеке, получается «Северный Кавказ», в котором помещаются твои стихи, которые могли бы быть украшением солидных журналов.
Гадо был с визитом у великого князя Михаила Николаевича и благодарил его от имени осетин за открытие нашей женской школы. Великий князь был очень тронут и просил передать осетинам свою благодарность за то, что они его не забывают...
Если тебе не трудно, то пришли кое-какие свои осетинские стихи, в особенности «Фаэсивазд».
Хæрзæбон, м'æрдхорд Коста!.. Бирæ дзурынæй бирæ хорз хуыздæр у, æмæ дын Хуыцау бирæ хæрзтæ ракæнæд!.. Æнхъæлмæ дæм кæсын!
Гаппо Баев.
P.S. Адрес: Одесса, Университет,
студенту Г. В. Баеву
Хуыцауы тыххæй, ныффысс мæм, Аслæмырзайæн цы тæрхон скодтой?..
14. П. С. ЛЮБИМОВ — КОСТА ХЕТАГУРОВУ
9 августа 1893 г. Владикавказ
9 августа 1893.
Многоуважаемый Константин Львович! (sic!)
Позвольте воспользоваться Вашим пребыванием в Ставрополе, где, как я услышал, Вы устроили себе прекрасную мастерскую и, кроме того, состоите секретарем газеты «Северный Кавказ». Я и жена желаем Вам всякого успеха.
Просьба моя вот в чем: узнайте, пожалуйста, был ли когда-нибудь в Ставрополе купец из армян Сергей Тарасович Тахов, нет ли его теперь там, чем он торгует или куда он выбыл из Ставрополя.
Не знает ли об этом Дмитрий Иванович Евсеев. Вы, конечно, с ним знакомы, потому что ведь он, кажется, редактором «Северного Кавказа». Я ему писал по поводу одной справки в Контрольной палате и не получил ответа. Я просил его посмотреть в делах Контроля за 1874 г. отосланный туда смотрителем Грозненской горской школы 10 октября 1874 г. за № 422 жуликовый (?) контракт, заключенный в 1871 году Попечительским Советом горской школы с евреем Исаевичем о найме большого дома под школу на десять лет. Важно знать, от имени какого Исаевича подписан контракт. Сосун или Рахмил.
Дом принадлежал Сосуну, а по смерти его завладел им Рахмил и продал в другие руки, оставив детей Сосуна без всяких средств.
Все данные говорят, что дом Сосуна, а между тем в имеющихся копиях контракта, правда, не засвидетельствованных, значится Рахмил, а не Сосун. Вот почему мне и хотелось бы, чтобы Дмитрий Иванович или Вы, если возможно, взглянули контракт при посредстве своего знакомого в палате, вероятно, у Вас есть знакомые там. Может быть, не было ли имя Сосуна заменено Рахмилом после, то есть подложно.
Будьте добры, кстати поведайте о своем житье-бытье.
Уважающий вас П. Любимов.
15. НЕИЗВЕСТНЫЙ — КОСТА ХЕТАГУРОВУ
24 октябри <1893 г> Харьков
24 октября,
г. Харьков.
Глубокоуважаемый Коста!
Надоела такая невнимательность наша друг к другу: хочу завязать переписку. Так как у нас почти каждый день дожди и морозы, то сижу в своей комнате и, наслаждаясь прохладой, принялся тебе писать.
О чем писать, что писать, я сообразить никак не могу, но все-таки напиши и отвечай как-нибудь и что-нибудь, конечно, в том только случае, если ты сочувствуешь моему доброму желанию. Я начну, например, с того, что спрошу у тебя о твоем здоровье, и о житье-бытье, и о состоянии твоего духа. Надеюсь, что ты ответишь на все вопросы. Может быть, и у тебя явится желание поинтересоваться мною, я заранее скажу: жив, здоров, одним словом, все хорошо идет.
Ты тоже знаешь, что я в 91 году бросил гимназию и говорил тебе, что я поступлю в Ветеринарный институт; действительно, хотя много пришлось хлопотать, но все-таки удалось поступить. Слава Богу, поступил в Ветеринар<ный> инст<итут> и перешел на второй курс. Я очень жалею, что, будучи классиком, я не знаю, что такое студенческая жизнь, а то бы я давно бросил бы гимназию.
«Ах, жизнь! жизнь!» — могу я теперь воскликнуть с увлеченьем. Сколько в тебе прелести, как ты дорога для человека, как смело ты можешь требовать от человека труда и всевозможных разумных жертв для того, чтобы сделать его счастливым, т.е. заставить его достигнуть той цели, к которой стремится каждый из нас.
Теперь только я живу, теперь только начинаю сознавать, в каком мраке я раньше находился и как ошибочно глядел на вещи. Мне кажется, что если позапрошлый год, зная всю прелесть и привлекательность жизни студенческой, давно убрался бы из гимназии, а если не заставили бы бросить гимназию, то, наверно, я еще согласился бы остаться в стенах гимназии несколько лет, лишь бы только окончить, но зато я бы знал, что рано или поздно я был бы в состоянии понять и насладиться жизнью.
Я знал бы, и это вполне справедливо, в чем по крайней мере я не сомневаюсь, я знал бы, повторяю, или, вернее, надеялся бы, что настоящая моя жизнь способна изменить многие взгляды, прибавить и вложить в меня многое такое, о существовании которого я не подозревал; и даже скажу больше, настоящая моя жизнь способна переродить человека. Нужно только верить и надеяться, беспрестанно и неуклонно стремиться к раз намеченной точке. Что с верою и надеждой человек в состоянии многое сделать, этого тебе нечего доказывать.
Стоит только вспомнить, что великое нравственное ученье основано на сих трех столпах: вере, надежде и любви, что такое великое дело, как открытие Америки, совершилось только благодаря тому, что Колумб верил в возможность осуществить раз намеченную им цель, надеялся достигнуть и с любовью боролся со всеми трудностями и препятствиями. Великие открытия Галилея и Ньютона представляют ясное доказательство тому, как эти люди верили в свой труд, как они надеялись на него и как любили тот предмет, над которым так много, усиленно работали. Подобных примеров масса, и...
16. В. Г. ШРЕДЕРС
4 декабря 1893 г. Ставрополь
Простите, дорогая Варвара Григорьевна, что не имею возможности расцеловать Ваши руки в день Вашего милого ангела. Не смущайтесь моим молчанием и будьте уверены, что Ваш неразумный Коста не забывает Вас ни на мгновенье.
В часы осеннего ненастья,
Зимою, летом и весной,
В минуты счастья и несчастья —
Всегда и всюду я с тобой.
Коста.
г. Ставрополь 4 декабря 93 г.