Февральский ветер стал заметно тише,
Вокруг умолкли горы и леса,
Когда несли на братское кладбище
Бессмертного, казалось бы, Исса.
... Его я в раннем детстве встретил где-то.
Я помню восхищенный гул молвы.
И имя, осененное легендой.
И поворот орлиный головы.
Но нас уж никакой не свяжет зуммер —
Умолк в груди его последний звук.
Он как в бою, погиб в строю — не умер! —
Бойцы, сражаясь, гибнут на посту.
Пройдя через лес, пустыни, степи,
Он завешал, чтоб здесь —
не где-нибудь! —
Его похоронили — рядом с теми,
С кем начинал он свой суровый путь.
О нем, погибшем, не умолкнут песни.
Над ним, погибшим, не вольны года.
И генерал из смерти встанет,
Если
Нависнет вдруг над Родиной беда.
Он встанет молодым, черноволосым,
Не тронутым порошей седины.
И вновь пройдут его полки по росам,
Сквозь смерть. И через всполохи войны.
Я вновь увидел, стоя здесь у гроба,
Лесов смоленских сумрачный туман.
Рассвет московских заревых сугробов.
Одесский сталью залитый лиман.
Трясины, где и дна не сыщешь лотом.
Запекшуюся кровь из рваных ран.
Лихие белорусские болота
Парад Победы.
Гоби и Хинган.
Еще не остывали кони, танки,—
Позвал пустынный, выжженный простор...
Под старый марш «Прощание славянки»
Рванулись эшелоны на Восток.
А времени не замолкают трубы.
И не уйти ему от ратных дел:
Ждут генерала на тревожной Кубе,
Ждет Че Гевара,
Рауль и Фидель.
...И где бы ни был он на белом свете,
Куда б его судьбой не занесло,
Он помнил про Россию и Осетию.
Родной народ. Родимое село.
... О нем, погибшем, не умолкнут песни.
Над ним, погибшим, не вольны года.
И генерал из смерти встанет,
Если
Нависнет вдруг над Родиной беда...