Айда, голубарь, пошевеливай-трогай,
Коняга, мой конь вороной.
Все люди, как люди, проедут дорогой,
А мы пронесем стороной.
Борис Корнилов
I
Эта боль—порождение горя.
Не убив, не добив, гложет душу...
Как тоскуют на суше
по морю,
Как тоскуют на море
по суше,
Как тоскуют в тюрьме
по свободе,
Как в удушье —
о вздохе простом,
Как пред смертью —
О прожитых годах —
Я тоскую о сыне своем.
Чем утешиться?
Как утешаться?
В горле комом —
Непролитый стон.
А ему было только тринадцать..
И не прожитых, может быть, сто...
И живу я,
пока не убитый,
Но, в иную войдя ипостась,
Боль во мне —
это гены в пробирке —
Возродятся, я знаю,
не раз.
В утешеньи до смерти пока мне —
незабвенная горькая память...
II
Ты, жизнь, порой по воле случая
Не тех карала и ласкала
И круто обходилась с лучшими,
И много худшим отпускала.
И это не упрек, не наговор,
А просто издавна знакомо...
Твой путь лежит порой зигзагами,
И по неведомым законам.
Твой крест тяжел...
Но, между прочим, ты,
От скучной трезвости устав,
Сурово, грубо, всем воочию
расставишь все НЕ ПО МЕСТАМ...
III
Когда над счастьем верх берет печаль,
Крепясь, выходят люди утром ясным
На грустный горизонт зарю встречать.
Пусть наша жизнь мгновенна, но прекрасна,
Прекрасна жизнь в движении своем.
Мгновенна жизнь.
Но мы — бессмертны, люди,
Какое счастье, что мы сердцем любим,
Что сердцем видим, чувствуем, живем.
Что вяжет нас невидимая нить,
Что жизнь идет в согласии и спорах,
Что есть у нас любимые,
которых
И после смерти нам не отлюбить.
Что есть метель. И ранняя листва.
Что в трудный час,
в канун поры весенней
Вдруг налетит девятый вал спасенья —
Людской любви бессмертные слова.
IV
Не надо быть ни сумрачным, ни бравым
Когда ведешь своим поступкам счет.
Не надо думать, что во всем мы правы.
Но и жалеть не стоит ни о чем.
Нам суждено тираниться и верить.
И в журавлиный вслушиваться крик.
Мы сами, знаю, в будущем потери...
Но как же мы безжалостно могли
В бессмертную любви поверив силу
Бессмысленно бессмертье обещать...
Любимые —
Они меня простили
А мне им вовсе нечего прощать.
V
Порой наедине с самим собою
Предстанет жизнь жестокой, без прикрас.
И кажешься бессильным пред судьбою,
И руки опускаются у нас.
И хочется кричать, вопить, пророчить,
Жалеть о том, что было исстари...
На миг пробьет,— и покрывало ночи
Истлеет в ясном зареве зари...
VI
Мне трудно было в жизни. И не раз.
Но жить мне было и легко, и ясно
Пока горел огонь сыновних глаз.
Но этот свет, моя звезда... угасла.
Бессильный голос друга. И жены.
И близких. И друзей.
Их разговоры...
Что утешенье?.. Мне ль они нужны?
И безразличны и смешны укоры.
Себя ли укорять мне? — Погоди...
Других ли укорять? — Что проку в этом?
Ждут впереди безрадостные дни.
Зову я сына — не дождусь ответа...
Убить себя? Все разрешить сомненья
Что ж, решено... Но и не виноват...
Достану я себе успокоенье.
Ладоней сына не вернув назад.
...Нет, не вернуть его в бесцельном споре.
Но как же мне осилить это горе...
VII
Вот обессилел я с последней строчкой,
И к смерти в мольбе спотыкаются строчки:
Позволь мне, косая, увидеть сыночка
Такого, как был он до встречи с тобой. ...
Глазенками ясными не налюбуюсь я.
Ты, смерть, не спеши, погоди еще ночку.
Но ты, торопясь, на Пионерскую улицу
Уводишь сыночка в его одиночку.
Прощай же,
Мой маленький принц,
Мой сыночек.
Расходимся мы по своим одиночкам.
Моя на земле, где людей очень много.
Но мне средь толпы этой так одиноко...
Прощай, мое солнце,
Прощай, моя совесть,
Прощай, моя молодость,
Милый сыночек.
Пусть этим прощаньем закончится повесть
О самой глухой из глухих одиночек.
Ты в ней остаешься.
Один,
Отрешенный от солнца и воздуха
В муке последней,
Никем не рассказанной.
Не воскрешенный,
Навеки мальчишка
Тринадцатилетний...
VIII
Ты, жизнь, меня настойчиво закапывала
Не зная даже, в чем я согрешил,
Участием и злобою по капле
Крапя кремень, кремень моей души.
Я видел все:
И жалостные взгляды,
И несомненность в призрачной вине.
Мне на надгробье выписав наряды,
Как будто б ты забыла обо мне.
... Но я-то знал:
Мой час еще настанет.
Я выйду несогбен из сомна бед.
И не тупик —
А просто полустанок.
И надо мной не праздновать побед.
Обманешься в желаемой надежде...
И снова подымаюсь, как в бою,
Не лучше и не хуже, чем был прежде,
По-прежнему —
на том я и стою...