Немало добрых стран на белом свете.
В любом краю я находил друзей.
И горы есть.
Но нет других Осетий,
Как нет других на свете матерей.
Я честно встречал и наветов, и горестей ветер.
Болел донкихотством.
Любил. И друзей хоронил.
Со смертью на «ты» был.
Но чувство святое к Осетии,
К горам и ущельям — я в счастье и в горе хранил.
Осетия!
Словно удары клинка твое имя.
Осетия —
Песня
И радость моя,
И печаль.
Какими делами,
Словами какими,—
Скажи мне,—
Какими цветами главу твою нынче венчать?
За горы седые,
За щедрость и сердца, и хлеба,
За шум водопадов,
За зори, что даришь мне ты,
За то, что везде надо мной осетинское небо
Сияет, синея, с бездонной своей высоты!..
Я вновь вспоминаю сынов твоих в дальнем и близком
Ты слышишь — сердца сбереженных судьбою стучат
Но, словно ракеты,
Стоят у дорог обелиски.
И тихая снова повисла над миром печаль.
И вечная память:
Нагорья и пажити, встаньте!
Живых и ушедших напомните нам голоса...
Я вижу — идет по спаленной Испании Ксанти.
Я вижу — идет по московским сугробам Исса.
И полною мерой платя за отцовскую веру,
Платя за любовь и за щедрость родимой земли,
Ходили в атаки сыны твои рядом с Энвером,
И скорбные песни нам ветры несли издали.
Ходили в атаки на танки, штыки и на дзоты,
Любя до последнего вздоха и горы твои, и леса.
Недаром письмо то, последнее самое Дзотов
Горячею кровью своею тебе написал...
Все так же прекрасны сыны твои духом и телом.
И мир рукоплещет спортсменам твоим не впервой.
Ты слышишь — на сцене гремит осетинский Отелло.
И Лондон надменный с восторгом встречает его.
Ты видишь, как дети твои в городах и по весям
Братаются с книгой и штурмом грозят небесам.
Ты слышишь — звенят под гармонику тихие песни.
Ты видишь, как в «симде» по свету плывет твой Ансамбль.
И если уеду от гор и лесов твоих на день —
Я знаю, что в темень, и в полдень, и в стужу, и в зной,
В Москве, где родился,
В растившем меня Ленинграде —
Я знаю, что горы заботливо смотрят за мной.
И я вспоминаю и Терека вешние воды,
И цейскую сказку, и закипь садов над рекой,
И песни, и пляски, и честность, и смелость народа,
И мудрые тосты бессмертных твоих стариков,
Друзей моих добрых от сердца крутые объятья,
От сердца «харзбон!» при прощаньи у каждых дверей,
И длинные косы, и тонкие белые платья,
И тихие взгляды прекрасных твоих дочерей.
С тобою делить в этом мире и горе, я радость
И верить в цветенье твое через тысячу лет!
За верность мою пусть мне лучшею будет наградой —
Лежать после смерти в родной осетинской земле.
Возьми мою жизнь до последней секунды. И если
Тебя недостоин идущий сквозь сердце мой стих —
Мне сил не хватило... Но эту сыновнюю песню
Ты все же прими. И пойми. И поверь. И прости...