Он ушел, когда в бой
уходили соседи наши.
Из дома родного его позвала
война.
Кто пива теперь нальет
в опустелые чаши?
Кто подержит старшему
стремена?
Он ушел, мой сосед молодой,
а дом и старая мать
Глядели ему вослед, и было
мне не понять,
У кого из них сердце
сжималось сильней:
У матери, у которой больше
нет сыновей,
Или у дома, что без хозяина
чах?..
Нет, все же у матери,
чей вскрик застыл на губах.
Глаза ее, красные
от бессонных ночей,
На дороге высмотреть
сына старались.
И любила она его
все горячей,
А черты его в памяти
почему-то стирались.
Лишь однажды во сне
он пришел к ней, словно живой.
О, как бы хотела она
продлить этот миг золотой...
И наутро, чтобы сберечь
дорогие черты,
Острый камень взяла и на плоский камень,
что в стену врос,
Нанесла осторожно лоб,
детской еще чистоты,
Смеющиеся глаза,
орлиный нос.
К камню прильнув бледной
худой рукою,
Чертит она и видит сквозь
марево слез:
Широкий лоб, с детской
еще чистотою,
Смеющиеся глаза,
Орлиный нос.
Но вот задвигались будто
густые черные брови.
Как крылья, затрепетали,
умчать его поскорей
На склон, поросший травой,
где часто с любовью
Косил он сам и шуткой
подбадривал косарей.
У камня стояла мать чуть дыша.
Кричала безмолвно
надломленная душа.
Рисунок, конечно, на сына
не походил.
Но теплой радостью он ее
напоил.
Как только вечер спускался
в горы опять
И звезды зажженными
свечками по небу разносил,
Голову к камню нежно склоняла
мать
И шептала: спокойной ночи, сын...
...Да, в этих горах
не гремели бои, не рвался фугас.
Но все же остался здесь
памятник той войне:
Простые черточки простой
человечий глаз
Непременно увидит
на каменной старой стене.
(С осетинского)